Лезвие меча скользит по древку. Я сокращаю дистанцию и бью раскрытой ладонью в лицо Рэйлин. Она смеётся.

Слишком много сил собрала эта сука. Если вначале она и боялась меня, то теперь почувствовала превосходство и успокоилась.

Всё идёт так как я и планировал. Она расслабилась, почувствовала власть и теперь не спешит заканчивать игру, теша самолюбие.

— Ты слабак! — восклицает она. — столько громких слов и что в итоге? Я разочарована!

— Женщина, ты много болтаешь, — презрительно бросаю я.

О! Как перекосилось её лицо! Эту гримасу ненависти я запомню до скончания времён!

Перехватываю копьё ближе к наконечнику.

Она атакует прямолинейно и грубо.

Сейчас или никогда!

Принимаю лезвие на грудь. Меч пронзает меня.

Рэйлин расслабилась. Она почувствовала вкус победы и подпустила меня слишком близко.

Бью копьём ей в лицо высвобождая всю мощь что таится в древке оружия. Оно сгорает дотла и сила, что я копил в оружии столетиями толкает наконечник вперёд.

Защитные барьеры лопаются. Страх в глазах Рэйлин лучшая награда для меня.

Наконечник разрывает щеку, брызжет кровь и фарфоровыми осколками разлетаются зубы. Копьё ломает стены и улетает в неведомые дали

Она успела отклонить голову в последний момент.

Значит я пойду до конца.

Рэйлин отскакивает и хватается за щеку.

Я выдавливаю:

— Теперь ты не так красива.

Красота — ещё один пунктик Рэйлин. Сегодня я оттоптал ей все больные мозоли.

Из груди хлещет кровь. Но я жив. Убить бога не просто.

— Теперь ты сдохнешь, — злобно бормочет она, — ты будешь страдать, страдать вечно.

— Поменьше слов, — смеюсь в ответ, — ты так и не поняла зачем я это сделал. Хотя ты никогда не была сильна в ритуалистике.

Страха нет. Я одной ногой переступил грань и чувствую как утекает время.

Я не стал ей ничего объяснять. Лабиринт, жертвы сильнейших существ и кровь богов в самом конце нужны для того чтобы ловушка захлопнулась.

Жаль что врага я могу уничтожить лишь ценой своей жизни.

Кладу руку на Сферу и активирую гигантскую четырёхмерную печать.

— Не смей!

Теперь она испугалась по настоящему. Первобытный ужас появился на её лице когда она осознала что именно я собираюсь сотворить.

Показываю ей жест, подсмотренный в моём любимом мире и говорю:

— Прощай.

Немного картинно, но сейчас я могу себе это позволить.

Волна изменений корёжит пространство. Рэйлин визжит и срывается в полёт по прожженному проходу. Я вижу как обгорают перья, плавятся доспехи и чернеет плоть.

Смеюсь. Страха нет. Я давно убил его в себе.

Неужели она сумеет вырваться? Нет, это невозможно даже с её силой.

Лабиринт содрогается а я…улыбаюсь.

Впервые за долгое время я чувствую умиротворение. У меня всё получилось, а значит миры будут жить. Рэйлин не осознавала что её поступки приведут к уничтожению обитаемых миров. А я слишком люблю жизнь среди разумных чтобы позволить ей сделать это.

Такая вот моя маленькая слабость.

Однако умирать я не собираюсь. Слишком я люблю жизнь. К тому же нужно убедиться что Рэйлин погибла и не сумеет начать всё заново.

Я оставил для себя лазейку и однажды моя душа возродится в теле смертного. Если всё получится, то будет даже интересно пройти весь путь заново.

Сфера лопнула и разрушительная волна покатилась по Лабиринту сжигая всё на своём пути.

******

Ненавижу чувство беспомощности. Не могу пошевелиться, даже голову поворачиваю с трудом. И это продолжается пятнадцать лет. Пятнадцать долгих лет я заточён в искалеченном теле подростка, душа которого уже давно покинула тело. С самого младенчества меня насильно кормят, поят, обтирают и не дают умереть пичкая эликсирами, травами и Искрами которые не дают мне умереть.

Кто бы знал насколько мне не по себе!

И причина этого — мать юноши в которого я попал на первом году жизни. Илайна, бывшая жена какого-то патриарха всеми силами пыталась возродить своего ребёнка. Мне кажется что она сошла с ума на почве любви. Наверное так посчитал и патриарх и сослал её на задворки Империи в одно из поместий.

Если говорить откровенно, то Илайна была ему особо и не нужна. Брак был по расчёту и получив в вассалы род матери, патриарх забыл о своей игрушке. Рождение немощного сына позволило ему отречься от неё и забыть о женщине.