Вовка подошёл к окну, уставился на дом напротив, но видел, явно, что-то своё.

— А был ведь кризис.

— Был. Причём, по-моему, до распада СССР. Однако же, именно в восемьдесят седьмом. Биржи там у них рухнули или рынки, какие-то котировки, индексы. Я в биржах ничего не понимаю, но, вроде, все мировые рекорды падений перекрыли. Призвали там какого-то авторитетного дедка, и тот сказал, что всё, крындец — спасёт их только чудо.

— Типа развала Союза?

— Мдэ. Причём, наши же предатели, Ельцин, Кравчук и этот, третий, как его…

— Шушкевич?

— Но. Сами же всё сделали! А Ельцин, тварь алкоголическая, добил Россию.

— Да там все главы республик хороши были. Как они рвать страну начали!

— Продажные, чё там. И сами, и дружков западных притащили. Клинтон, что ли, в мемуарах писал, что «мы поимели с этих придурков пять триллиардов долларов».

— Вот это ни х*я с-себе!*

*Фразочка вроде простая

и даже быдляцкая,

но для нас она несёт

дополнительную линейку смыслов

благодаря убойной песне «Роза»

группы «Заточка».

Осторожно,

ненормативная лексика!

— А ты как хотел. Он поэтому и выступил против финального дробления России на двадцать отдельных государств. Она и так неплохо доилась.

— Народу сколько погибло.

— С*ка, до сих пор подмывает Наине Ельциной за «святые девяностые» рожу раскорябать.

Мы помолчали.

— Бл*ть, как иногда выпить хочется, — тоскливо сказал Вовка.

— Терпи, дорогой, всего семь с половиной лет осталось.

— Ну, ты меня утешила!

— Норм а с, не успеешь глазом моргнуть!

Вовка потёр лицо.

— Как думаешь, сейчас у наших есть шанс?

— Ты меня, главно, спрашиваешь! Кто у нас супер-логик?

— Во-первых, — напористо начал Вова, — я этот модуль давно принудительно выключил. Ты помнишь, каково это, рядом с логиком жить? — я непроизвольно передёрнулась, и он поучительно сказал: — Во-от! А во-вторых, даже если я его включу, данных крайне недостаточно.

— Ну, если переходить в область туманных предположений, я думаю так: если не купятся на западную мишуру — шанс есть. Тут, как товарищ Фурсов говорил, «выживет тот, кто упадёт последним».

— Мда. Так, может, написать кому-нибудь?

— Типа Андропову?

— Н-но.

— Я вон писала про сухой закон. Ноль эмоций, пока самолёт не рухнул. И вообще, ты уверен, что он читает всё, что люди отправляют?

— И кто читает до этого, — согласился Вова, — и как ему фильтруют…

— Я, на самом деле записала всё, что по старой памяти вспомнить смогла. Тогда ещё, в восемьдесят первом-втором. Лежит у меня папочка. Тебе, кстати, дай-ка покажу — мало ли, что со мной случится. Заберёшь, если что.

Я полезла в шкаф, где у меня хранились кой-какие черновики, наброски, папки с рукописями… и сразу увидела, что бумаги лежат не так.

— Оп-па…

— Что?

— Рылся кто-то.

Вовка подошёл и посмотрел мне через плечо:

— Да не похоже…

Да, на разгром не было похоже, напротив — всё почти так, как я оставляла. Но именно что почти.

— Просто ты не видел, как оно раньше лежало. Я проверю, конечно.

После второй тщательной переборки стопы стало ясно, что нужной папки нет.

— Так, может, мама твоя вытащила?

— Пф! — фыркнула я. — Матушка проста и незамысловата, как новозеландские карапузы.* Если бы она нашла, то не смогла бы скрыть факт находки. Да она даже сложить бы не смогла всё на место как следует!

*Отсылка к пародийному переводу

фильма-трилогии «Властелин конец»

Питера Джексона Гоблином-Пучковым.

В 1985 году до выхода

первой серии фильма

остаётся шестнадцать лет,

а до выхода

смешного перевода —

семнадцать.

— Значит, большой брат следит за нами?

— Однозначно! — мне вдруг стало любопытно: — Слушай, а Вольфыч*-то старше нас, правильно?

*Имеется в виду — Владимир Вольфович Жириновский и его любимое словечко.

— Старше должен быть, — прикинул Вовка. — Да нет, сильно старше должен быть, лет на двадцать пять! Ты вспомни, когда СВО началась, он умер — ему ж больше семидесяти было!