Весь помятый, кровоподтеки на брови, губе, небольшие синяки на скуле и предплечье… возможно еще где-то, но мне не все обозримо в данном случае. Я только правой стороной смотрю.

Зато у него обе стороны зрения в порядке! Ни один глаз не пострадал! Его лицо еще краше стало! Брутальнее, блин…

Вновь подношу руку к своему отечному недоразумению. Боже мой, боже…

Встаю и направляюсь к зеркалу в прихожей.

– Может… не надо? – бубнит издалека.

– Отвали.

– НеМалявка…

Мой истошный вой прерывает его последние в жизни слова. Несусь обратно, небольшим зизгзагом заруливая к плите и хватая сквородку. Чуть не поскальзываюсь на чем-то…маленьком, круглом, и хрустящем. Вниз гляжу, а там пельмени рассыпаны. Замороженные.

– Что за черт? – застываю со сковородой в руках. Оглядываюсь.

– Я льда не нашел…

– И??!

– И только пельмени были в морозилке, – показывает полотенце, завязанное в подобие небольшого мешочка, в котором по-видимому находятся несколько льдинок-пельмешек.

– А целиком пакет нельзя было приложить? Моему глазу и так бы зашло! Он не избалованный! Зачем нужно было потрошить несчастных?

Вздыхает. Плечами дергает.

Подхожу, силясь возобновить тот пыл, с которым я мчалась к нему.

– Пошел вон! – вкладываю в эту фразу всю свою душу. Ее отбитые, но еще не сломленные остатки.

– Не простишь? – спрашивает он, невинно хлопая своими безумно красивыми длинными ресницами.

Почему меня такими Бог не наделил? Зачем парню такие пушистики?! Невероятная несправедливость.

– А ты раскаялся?

– Нет.

– Тогда, как я могу тебя простить? – опускаю сковородку и озадаченно гляжу на него, шумно дыша. Чувствую, у меня даже ноздри дергаются. Ноздри тоже психуют. Я огнедышащий дракон.

– Ты же в меня влюблена, – отвечает нагло.

– Ну все! – сковородку поднимаю и замахиваюсь. Со всей силы.

– Ааа, нога, – кричит, скривившись, хватаясь за коленку. – Мммм…мм….

– Что с ногой? – подвисаю жалостливо.

– Вообще двигаться не могу… возможно… перелом.

– Бедный мой! А скорую почему не вызвал?!

– Зачем? Я справлюсь, – заявляет самоуверенно, внимательно вглядываясь в мое лицо и немного расслабляясь. – Я сильный. Срастется.

Кто бы сомневался. Непобедимый наш.

– Ты хотя бы немного раскаиваешься?! – сажусь рядом, сковородку кладу на колени, так, «на всякий случай». – Ну … хотя бы капелюшечку?

– Нет.

– Тебе меня не жалко?! – восклицаю возмущенно и слегка отчаянно.

– Я тебе, безусловно, сочувствую, – заявляет этот гад. – Вечно ты смелость проявляешь, где не надо. Маленькая дурочка.

– Я сейчас не совсем поняла... ты меня жалеешь, или оскорбляешь?

Молчит. По взгляду вижу – второй вариант. Какая может быть жалость от этого бесчувственного кирпичика?

– Не надо было себя так вести.

– Я еще по-твоему и виновата во всем?! Ты совсем оборзел?

– Ты меня спровоцировала.

– Значит, признаешь?

– Что?

– Что приревновал… и поэтому избил Илью.

– Нет.

– Как это «Нет»?! Ты же сам говоришь, что спровоцировала тебя!

– Да.

– Что да?!

– Спровоцировала.

– Антон, – теряю терпение. – Ты почему на Илью накинулся?

– Потому что спровоцировала, – продолжает повторять одно и тоже. Чертов попугай.

– Чем?

– Своим нехорошим поведением.

Вскакиваю на ноги, сковородку отшвыриваю в стену. Раздается громкий треск. Я дергаюсь, а этот чурбан даже не вздрагивает.

– А ты чего распсиховалась опять?

– Признайся, что приревновал! – ору и голос срывается. Истошный визг переходит в хрип.

Он делает из меня истеричку. Сидит, надменно улыбается одним уголком губ. Мимолетная грусть в его глазах безвозвратно канула в Лету.

– Тебе бы этого очень хотелось, но нет, я тебя не ревновал. Просто расстроился, что игра зашла в тупик.

В тупик. Теперь это так называется? Ха-ха.

Для кого как. Но моя победа теперь с привкусом горести. И синевы на лице.

– Ааааа, – отхожу к плите, ставлю чайник. Обреченно беру веник и совок, и начинаю смахивать последнюю еду в доме. – Посмотри, что ты со мной сделал! – на глаз тычу. Подобие глаза. – Мое лицо похоже на расплывшуюся в духовке булочку… поджаренную…