Она оделась у себя в комнате и снова направилась к реке. Вдруг она заметила Волгина на берегу и повернула обратно.

– Людмила Октавиановна! – позвал он торопливо.

– Что? – спросила хрипло она, оглядываясь.

– Я просто так, – он подбежал, запыхавшись, и остановился. – Я просто так, мне показалось, что это вы.

– Да, – отвечала она спокойно. – А что?

– Я, я вижу, это вы, – торопливостью ответил Волгин. Он с любопытством оглядывал ее. Всегда подобранные в аккуратный пук волосы на сей раз были распущены, глаза лукаво блестели.

– Скажите, Володя, чувства имеют возраст? Пушкин сказал, что любви все возрасты покорны? А вот вы, наверно, уже любите девушку? Только скажите сразу. Если человек подумает, он солжет.

– Я, я не думаю лгать, – проговорил он, словно споткнувшись о камень. – Смысла не вижу.

– Вот видите, смысла не видите в том, а смысл в том, что чувства – запретный плод. Согласен?

– Нет.

– Что же тогда, по-твоему, ум?

– Разрешающая способность данной природой человеческой возможности, вот так я думаю. А что еще?

– Как ты думаешь, когда мужчина желает соблазнить женщину, что это такое? – она неожиданно засмеялась, и ее лицо словно вспыхнуло огнем, и этот огонь обжег его. – А я скажу: это попытка наложить свои чувства, код их, на женские. Вы хотите, Володя, пройтись вдоль берега? Володя, ты ночью купался? Я купалась. Вы знаете, Володя, я о тебе думала? – Он ждал, что она скажет дальше. Если б она была студенткой, он мог бы подойти и взять ее за руку и обо всем расспросить.

– Прохладно.

– Скажите, вот я женщина уже взрослая, замужняя, доцент, член партии, ведь смешно, что мы с вами встречаемся. А мне приятно с тобой. Я ведь недаром спрашивала тебя относительно того, почему чувства не стареют? Человек – да, а чувства его?

Он промолчал.

– Мы уедем отсюда, и все на этом закончится, – проговорила она, не оборачиваясь, зная, что он слышит ее.

– Я буду помнить наши разговоры, – отвечал он серьезно. – Знаете, Людмила Октавиановна, вы очень красивая и умная женщина.

– А я что? – спросила она с повлажневшими глазами, не слушая себя.

– Вы же постоянно подчеркиваете, что замужняя, опытная, но ведь вы – несчастная женщина, – проговорил твердо он.

– С чего ты взял эту глупость? – удивилась она правде его слов и присела рядом с ним на корточки. – Радости мало, но радость у меня есть. Я не несчастная женщина, а женщина, у которой есть все, но нет ничего личного. Вот как точнее. У меня нет личного счастья.

Сказанные мимоходом слова Самсоновой о том, что «опыт только тяготит на дороге жизни» запомнились Волгину, и он, уже сидя в автобусе и косо поглядывая на нее, сидевшую чуть позади и слева со студенткой Квасниной, повторял ее слова. Выражение ее лица он не мог разглядеть. Она, нахмурившись, внимательно слушала студентку.

«Любовь как море, – думал он. – Чем глубже оно, тем сокрушительнее набег его волны. Стоило бы спросить, есть ли у нее ребенок».

Жизнь для него приобрела новый смысл. Правда, смущало то обстоятельство, что по приезде в Москву, она с ним сдержанно, как и со всеми, попрощалась, даже не взглянув в его сторону, не торопясь, направилась к метро. Вместе с ней по обе стороны шли еще несколько студенток, оживленно беседуя. Он постоял у входа в метро: «Оглянется или не оглянется? Вон поворот, там кончаются поручни, по которым скользила ее рука. Там она и должна оглянуться». Он даже задрожал, как будто дело шло о жизни или смерти: поручни кончились, руку она убрала, еще шаг и исчезнет за поворотом. Но в этот момент, она повернула голову и посмотрела на него!

На следующий день надо было отправляться на лекции, и он наскоро позавтракал в студенческой столовой манной кашей и стаканом какао с молоком. Волгин приехал на занятия раньше начала лекций, и некоторое время слонялся вокруг памятника Ломоносову, поглядывая на низкое небо, на пожелтевшие кусты. Первая лекция «Введение в литературоведение» не запомнилась ему – он видел туманное озеро, чернеющая точка, быстро передвигающаяся по горизонту, всплеск, птица села на воду и больше ничего. Он не слушал. Он думал о ней.

И вдруг он понял, почувствовал: он любил!

После лекции Волгин вышел во дворик, сел на скамейку под липами и только тут заметил, что накрапывал дождь. Он бросился на кафедру. Татьяна Козобкина сидела за своим столиком в кругу света от горевшей на столе лампы и переписывала расписание занятий для аспирантов.

– Здравствуй, Татьяна, – сказал он и присел рядом на стул.

Не поднимая головы и не меняя позы, она кивнула с равнодушием, поразившим его, и продолжала выводить слова дальше. Когда расписание было закончено, а он все еще не уходил, она вздохнула и осторожно отложила ручку.

– Что тебе надо? Теперь слушай, я на твоего приятеля не обижаюсь, не думай, – сказала она, растягивая слова.

– Какого приятеля?

– Борис который. Не обижаюсь, пусть не мнит о себе.

– Я в колхозе был.

– Ах, я забыла, – заулыбалась Козобкина. – Ну и как?

– Нормально.

– Влюбился кто в тебя? А то наши девочки влюбчивые бывают, смотри. Что пришел?

– Вы не встречались больше? – спросил он, виновато моргая своими широко распахнутыми глазами.

– Нет, он наверняка искал встречи со мной, но, представь себе, что мне просто некогда заниматься всякой, не относящейся к учебе чепухой, – с напускным цинизмом проговорила она. – Знаешь, ты лучше отстань от меня со своими дурацкими вопросами. Не каждая дама любит это. Девушка честная тем более.