Ещё недавно я сокрушался, что академия не подпускает меня к своим секретам, но сейчас в моей жизни появились более насущные проблемы. Чего только стоят все эти обрывочные сведенья и записка от церковников.
Сделанный однажды выбор возвращается обратно последствиями, заставляя усомниться в адекватности собственного решения. Но что делать, если у меня просто не было выбора?
Арка шестнадцатая. Обрыв
Арка шестнадцатая
Обрыв
Место действия: Южный континент
Глава 1
Настойчивый стук в дверь маленьких детских кулачков и писклявый голос взывали к развалившемуся в постели разумному, стараясь его разбудить. Вот только я проснулся с первым стуком и все последующие удары в дверь, казалось, били целенаправленно по черепу, а писклявый голос тупой ножовкой резал слух.
— Хватит тарабанить, — я кое-как привстал с кровати и пожалел, что вообще пошевелился. После вчерашней пытки, по недоразумению названной тренировкой с фаронами, мне вечером хотелось забраться в тёмный угол и притвориться ветошью. И кто же знал, что эта прихоть всенепременнейше исполниться и, проснувшись, я превращусь в ожившую ветошь с единственным желанием не двигаться лишний раз. Но надо вставать с кровати, и начинать новый день. Чтобы подготовиться к завтрашнему, где пыток будет в сто раз больше.
Вчера прошла обычная совмещённая тренировка, где фехтование и отработка ударов занимала треть всего времени. Моим спарринг-партнёром лишь изредка был Клаус — матон, ответственный за обучение новичков. В эти короткие промежутки Клаус мне доходчиво объяснил, что с посохом я вообще не умею обращаться. Настолько доходчиво, что на моей морщинистой коже морковно-розово-серого цвета яркими блямбами сияют фиолетовые синяки.
Со дня возвращения из поездки в Магнар прошло двенадцать дней, когда я узнал о взрыве в мастерской. Все улики указывали на заряженный моей маной кристалл, но академия замяла происшествие. На следующий день после приезда я встретился с Хубаром и передал обширный список заллай, которые академия хотела заказывать минуя контроль благородного дома. Церковник пообещал передать ответ о трёх выбранных заллаях, но до сих пор этого не сделал.
— С добрым утром, господин Ликус, — тарабанившая девочка широко улыбнулась, стоило мне открыть дверь.
— Если сегодня доброе утро, то что же будет завтра? — я случайно проговорил мысль вслух, предвкушая завтрашнюю тренировку, на что Ула задумчиво захлопала зелёными глазками.
— Завтра будет ещё лучше! — выпалила малышка и махнула головой, взъерошив тёмно-русые волосы. Рядом с входной дверью на стуле стоял тазик с чуть тёплой водой. Всё это принесла в комнату Ула. Детский труд — это не самое лучшее, что есть в этом мире. Но какой выбор? Она сирота и невольник, отрабатывает хлеб и кров, да и работу ей дают не шибко сложную.
Я подошёл к тазику. Ула вымуштрованным солдатом встала рядом и на протянутых руках держала полотенец, хотя я только начал умываться.
— Вам братик просил передать кое-что.
— Полотенце?
— Нет. Поступил огромный заказ на магический металл. От благородных заказ.
— Так, — я отстранился от тазика, — давай-ка поподробней. Что за металл, и что за благородные?
Последнее можно было не спрашивать, ведь только один благородный дом способен подать огромный заказ в академию, как и вообще торговать с ней. День назад пришёл заказ от дома Миастус на тонну с лишним магического железа. Благородные доставят в академию необходимые ресурсы, от неочищенной руды до присадок и других ингредиентов, а магам останется всё это переработать. И где-то хранить, пока специальный караван не приедет за готовым металлом. Вот именно этим все следующие недели будет занят брат Улы Каир, вместе с другими невольниками и работниками академии.
— Передай Каиру, чтобы он внимательней отнёсся к этому заказу, хорошо?
В ответ девочка кивнула и пообещала передать мои слова братику. А я же постарался задвинуть в тёмный угол скверную догадку, что вся эта суматоха с металлом всенепременнейше связана с ядрами хитца, отданными по заданиям. Академии, церкви и благородным досталось по ядру, а раз в кристалляриумной лаборатории его собрались использовать в каком-то улавливающем скверну контуре, то кто мешает благородным поступить так же? Если, конечно, оно действительно используется в подобном ключе.
— Ещё, господин Ликус, — заговорила Ула, когда я закончил умываться. — Во входной человек появился.
— Как появился?
— Ой, не появился, он вернулся. Он жил в этом бараке, но пропал на первом нуказе. А теперь вернулся и с самого утра стоит во входной… — девочка прервалась и, будто опасаясь чего-то, чуть вжала голову в плечи и перешла на шёпот. — Он рабом души стал!
— Раб души?
— Да, — девочка продолжала говорить шёпотом. — Он сделал что-то очень плохое. Теперь у него на шее татуировка красная.
— Что это вообще такое, этот «раб души»?
— Смерть, — коротко отчеканив, Ула поспешила заняться делами и убежать от дальнейшего разговора.
Поведение девочки напоминало ученика-экзаменщика с именем Лактар, когда тот рассказывал о рабстве души. Вот только нутон тогда и двух слов связать не смог, схлопотав паническую атаку.
Паранойя нашёптывала мне, что сегодняшнему дню лучше бы вовсе не начинаться. Всё сказанное девочкой, о пропавшем и появившемся ученике, об этом рабстве, и её давнишний рассказ о подслушанном разговоре благородных, где они обсуждали какого-то идиота и его наказание — всё это складывалось в одну крайне скверную картину. Родилась нехорошая мысль, что сегодня лучше остаться в комнате и никуда не выходить, а от отвратного предчувствия даже чуть подташнивало. Вот только работы над книгами более чем предостаточно, а от последних свечейостались огарки.