Часовые обходили подножие башни Сан-Херонимо навстречу друг другу, чтобы обеспечить круговой дозор форта. Тот же порядок был заведен и для стражи трех остальных башен, защищавших город Пуэрто-Бельо: Сантьяго-де-ла-Глория, Сан-Фелипе и Сан-Фернандо.

Пуэрто-Бельо – Дивная гавань – так Колумб назвал удобную бухту, врезающуюся в гористый берег Панамского перешейка. Бухта не изменилась за прошедшие века, она все так же прекрасна; а вот от некогда знаменитого города с его памятниками, фортами и редутами, к сожалению, не сохранилось ничего. Вам покажут несколько полуразрушенных стен, и все. Остальную часть порта занимают крытые волнистым шифером пакгаузы, на одном из них намалевана огромная надпись: «Кока-кола». Если вы зайдете туда, то увидите: ящики прямо на земле, никаких холодильников, напиток нагрет солнцем чуть ли не до кипения. Окрестности густо заросли кустарником, местами сельва спускается прямо к морю.

Когда начинаешь внимательно изучать документы, то обнаруживаешь, что в 1668 году Пуэрто-Бельо триста дней в году представлял собой сонный городок, насчитывавший около трех тысяч жителей, по соседству с болотами, над которыми во всякое время висели тучи москитов. Недаром это место служило рассадником желтой лихорадки.

Зачем же было строить там город? Ответ опять же заключен в его наименовании: удобная и хорошо защищенная от штормов бухта на атлантическом побережье находилась в конце единственного пути через перешеек к Панаме на тихоокеанском берегу.

Два-три раза в год по этой дороге двигался самый знаменитый и самый охраняемый в мире караван, перевозивший на мулах сокровища Чили и Перу в Пуэрто-Бельо. По прибытии каравана на атлантическое побережье там устраивалась Золотая ярмарка. Продолжалась она две недели, в течение которых город полностью преображался.

Галионы доставляли из Старого Света всевозможные товары, которые испанская казна продавала по высокой цене своим колониям; значительное число предметов можно было бы изготовить на месте, но всемогущая в своей жадности Королевская торговая палата в Севилье запрещала производить их в Америке. Караван мулов был гружен золотыми и серебряными слитками, две трети которых предназначались королевской казне, а остальные реализовывались в пользу вице-короля, его ставленников и ловкачей-негоциантов всех мастей.

Вместе с купцами и приказчиками на ярмарку в Пуэрто-Бельо прибывали носильщики, посредники, кредиторы, перекупщики, промышленники, коммерсанты и военные из всех владений Испанской Америки – Мексики, Колумбии, Перу и Чили. На две недели Пуэрто-Бельо превращался в самый оживленный пункт торговли и обмена в тогдашнем мире. Здесь из рук в руки переходили сказочные суммы и богатства. А это значило, что были переполнены не только все городские дома, но и окрестности, где вырастал как на дрожжах временный город из деревянных хижин и парусиновых шатров, где люди жили и держали свой товар. И конечно же, всем собравшимся с набитыми карманами предлагались развлечения, совершенно естественные в подобных обстоятельствах: вино, женщины и азартные игры.

На две недели Пуэрто-Бельо становился кладезем удовольствий, вытрясавших из карманов собравшихся немалую толику монет. Самым живописным зрелищем были не набитые пьяными посетителями таверны, не покосившиеся притоны, где шла игра по-крупному, и не заведения, где можно было найти подругу с любым оттенком кожи. Самым замечательным было зрелище золотых и серебряных слитков, сложенных прямо на земле или сваленных возле стены дома. Европейские рудники совокупно давали ежегодно едва семьдесят пять килограммов драгоценного металла, а испанцы с 1521 по 1668 год вывезли из Америки двести двадцать тонн чистого золота. Во время ярмарки в Пуэрто-Бельо вооруженные до зубов солдаты стерегли привезенные сокровища, но зеваки могли вдоволь любоваться ими днем и ночью; некоторые простаивали перед золотом часами.

Обожатели желтого металла не отрывали глаз от своего кумира, даже когда по улице, поднимая пыль, проезжали похоронные дроги, в которых везли по три-четыре тела, завернутые в грубый саван. Во время ярмарки желтая лихорадка взимала особенно обильную дань с жителей города и гостей, однако все воспринимали эти потери со смирением. А уж с лихорадкой удовольствий эпидемия не могла совладать.

С окончанием ярмарки Пуэрто-Бельо вновь погружался в обычное дремотное состояние. Флибустьеры ни разу не отваживались напасть на него. И солдаты испанского гарнизона, зевая, несли караульную службу от одной ярмарки до другой.

Наступил день 15 июня 1668 года. Дозорные на башне Сан-Фелипе, самой высокой из четырех, лениво поглядывали на пустынный горизонт. С наступлением сумерек их сменила ночная стража. Каблуки солдатских сапог гулко ударяли о каменную платформу, все шло как обычно.

Единственным развлечением ночного караула была охота за комарами: они звонко шлепали себя по лицу и рукам, памятуя, что комары – разносчики желтой лихорадки. Лучшей защитой, конечно, был бы табак, но курить ночным дозорным строжайше запрещалось.

Стены форта Сан-Херонимо были невысоки, и нижние караульные вполне могли бы переброситься шуточками с дежурными верхнего этажа, но разговоры тоже были запрещены, можно было лишь спрашивать пароль или передавать приказания. «Глупый запрет, – думали солдаты. – Сан-Херонимо стоит дальше остальных, при нападении с моря врагу пришлось бы взять сначала три других форта, прежде чем он сумел бы добраться сюда». Караульные последней смены все чаще вглядывались в небо на востоке, ожидая, что над темной кромкой леса вот-вот возникнет светлая полоса. Рассвет всегда приносил немного прохлады, да и комары чуть успокаивались.