Густые черные брови Ивана удивленно приподнялись. На губах скользнула улыбка. Он посмотрел на жену. Та тоже улыбнулась. И ей понравилась смелость парня.

Андрейка продолжал:

– Неубоистые выстрелы чинятся от многих неустройств как в самом стрелянии, так и от милости пушек... Огонь простора, дальнего боя, силы просит, а мы не даем...

Кусков побледнел, грозно покосился в сторону пушкаря. Но вот он заметил, что царь наклонился в сторону Андрейки, со вниманием слушает его, и тогда Кусков изобразил доброе выражение на своем лице.

– Каковы же причины неубоистого стреляния? – продолжил царь.

– Коли сердечник нехорошо и непрямо вставлен, либо при литье сдвинулся, либо при просверливании погрешность была... Буде пушка неладно в станке лежит, да мост если под нею покат либо не крепок и изгибается... Буде пушка пристойного заряда не восприняла, отчего либо высоко, либо низко выстрелится. Аль середина непрямо сыскана, аль расстояние неведомо...

Царевич, положив ручонки и головку на колони матери, задремал под мерную, спокойную речь пушкаря. Его маленький шлем давно в руках царицы. Анастасия слушала пушкаря со вниманием. Она смотрела на него ласково, ободряюще.

Андрейка говорил и о разной тяжести ядра, о ветре, о дожде и снеге... Все это тоже влияет на точность выстрела. И порох неодинаковый – тоже нехорошо.

Царь с нескрываемым любопытством слушал Андрейку. Он задал ему вопрос о том, какие ядра лучше оказались: литые или кованые, угластые или круглые?

Андрейка ответил, что круглое ядро лучше воздух разбивает, нежели угластое. Литые и кованые ядра Андрейка хвалил и говорил, что они государю дешевле стоят, нежели свинцовые или каменные, ибо от них больше пользы в бою. Свинцовые ядра и тяжелы, и разбиваются, и расплющиваются, они обходятся государю вдвое, а то и втрое дороже железных.

– Да и что в каменном ядре? Оно само разбивается о каменную стену, а стена от него лишь поцарапана... – говорил Андрейка, раскрасневшись.

Иван рассмеялся.

– Каменное ядро пообветшало, истинно! – проговорил он. – Им ворон бить, а не замки. А про то, чем плохи пушки наши, ты мне и не сказал... А ну-ка!

– Невелики они, государь, в них той ярости нет, коя надобна... Заморские мастера у нас на одной мере стоят... Далее не двигаются... У немчинов видел я великие пушки... А нам надо еще больше, еще убоистее...

– То же и я думаю, молодец, – нам нужны такие пушки, чтобы врагу неповадно было... Однако от великости ли одной убоистость?! О том поспорить можно. Но речи твои любы мне. Кусков, гляди, какой у тебя литец знатный! – И, обратившись к остальным гонцам, проговорил: – Что скажете, дворяне?! Побольше бы вам таких холопов.

– Есть они, батюшка-царь, у нас, есть, и немало: и в вотчинах и в поместьях... – ответил Грязной, вытянувшись перед царем.

– Слушайте их и в руках держите, чтоб гордынею ума не восхитились бы и более того, что Богом определено холопу, не возомнили бы о себе. Мудрость и покорливость иной раз не уживаются вместе.

– Постоим, батюшка-государь, за порядок дворянского обычая! – сказал Грязной.

Кусков опять выскочил вперед:

– Голову сложим, батюшка-государь, за тебя.

Царь строго посмотрел на него:

– Голову сложить, храбрец, тоже невелика мудрость. Достойнее голову обратить на пользу государю и родине. Такую голову, как его, – Иван кивнул в сторону Андрейки, – надо беречь; мы оставим его при нас, в Москве, на Пушечном дворе. А ты, Кусков, отправляйся вспять, к Шуйскому, прикажи ему от царского имени, чтоб всех мастеров-литцов, что есть у него, гнал в Москву... Буде, погуляли! Пора в литейные ямы... Готовиться надо к большой войне. Ну, идите. Господь с вами! А ты, Василий, останься.

Все опустились на колени, поклонились царю и, сопровождаемые постельничими, вышли из палаты, кроме Грязного.

Царь поднялся с кресла.

– Ну, что скажешь, царица?

– То же, что и ранее говорила. Велика земля твоя и многими полезными людьми удобрена...

– Ну, теперь ты иди, погуляй в саду с царевичем, а мы тут побеседуем о делах ливонских.

Царица поклонилась царю; отвесил преувеличенно низкий поклон и очнувшийся от дремоты царевич, вызвав улыбку на лице Ивана Васильевича. Любовным взглядом проводил он жену и сына.

– Ну, докладывай, – кивнул он Грязному, когда они остались вдвоем.

На следующий день царь Иван собрал в своей рабочей палате мастеров-иноземцев и лучших литцов пушечного дела из московских людей, а с ними был и Андрейка. Царь пожелал знать, нельзя ли, не увеличивая размера и веса пушки, сделать ее дальнобойнее, а может быть, порох и зажигательные составы удастся сделать злее, пускачее. О ядрах царь желал знать, можно ли ковать их легче весом, но могущественнее в действии. Царь знает, что камень летит быстрее пера, коли их бросать рядом, а стало быть, и тяжелое ядро пускачее, нежели легкое, но, быть может, его заострить наподобие копья и тем облегчить лет? Нужно, чтоб легкие пушки были разрушительны, ибо тяжелые пушки великая обуза войску в походе...