Торговые люди, побывавшие в Англии, подарили государю несколько ящиков дорогого вина, купленного в Лондоне.

– Не скучали вы там о родине?

– Чуть было с тоски не засохли, батюшка государь, – слезливо проговорил старик Тимофеев. – Нет лучше нашей русской земли. Благодарение Богу, что на ней родились.

– Беда в том, батюшка государь, попов наших там нет, еретики одни, и благовест не тот, што у нас. Соскушнились о своей обедне. Да и о бане о своей тоже. Попариться и веничком себя побаловать не пришлось.

– Ну, а еще что видели там?

– Не спрашивай, батюшка государь... говорить больно... Торговлю людьми видели...

Купцы рассказали о невольничьем рынке.

Царь выслушал рассказ об этом с брезгливым выражением на лице. Перекрестился.

Отпустил гостей он милостиво, пригласив их к столу на вечернюю трапезу – в честь возвращения московских кораблей из-за границы.

В соседней палате купцов поджидали Висковатый и Писемский, сгоравшие от любопытства узнать, о чем с ними беседовал царь. Купцы на слова оказались скупы.

– Полно, бояре хорошие, о чем с нами, малоумными, можно государю речь вести. Что наш разговор! Начнешь говорить, получается, как мерзлую кочку носом долбишь. Беда, – отмахнулся Тимофеев, смиренно улыбнувшись.

– Вы долго там сидели – был же там разговор? – удивленно пожал плечами Висковатый.

– Растрогал меня государь – говорить не могу, будто гость в горле. Так колом в глотке и стоит, окаянная! – вздохнул Твердиков, показывая с мучительным видом на горло.

А Смывалов и вовсе – хлопнул по плечу Висковатого, громко проговорив:

– Одно скажу: спасибо государю. Напьюсь пойду я на радостях и на печь залезу, вспоминать буду одну заморскую девицу-молодицу... Говорить по-нашему не умела, а скорее наших смекнула! Век помнить буду. Гуляй, ребята, поколе живы!

Посмеялись дьяки на торговых мужиков, так ни с чем и отошли.

– Сукины дети! – прошептал вслед купцам Висковатый. – Хитры, как черти.

– Ладно, Ваня, и мы Богом не обижены! Кто уж хитрее нас с тобой! Недаром говорят, что дьяка черт родил!

– Тише. Государь идет.

Оба дьяка вытянулись в ожидании царя.

Иван Васильевич с царицею Марией отстояли службу в дворцовой церкви Спаса на Бору. Совершал ее митрополит Афанасий по случаю возвращения московских кораблей в Нарву.

В храме, кроме обоих царевичей, князя Владимира Андреевича и боярина Бельского, никого не было.

Еще отслужили большой молебен без царя в Успенском соборе в присутствии Совина и торговых людей, вернувшихся из плавания. На эту службу было приказано явиться всем ближним боярам и опричным вельможам во главе с Малютою Скуратовым, Басмановым и Вяземским.

Бояре усердно молились, в душе не разделяя с царем его ликования по поводу возвращения невредимыми снаряженных им кораблей. Малюте казалось, что он видит насквозь каждого из этих бояр. Вот Фуников: разве Малюте не известно, что этот боярин осуждал царя за то, что государь попусту якобы бросает деньги на эту «разбойничью затею»? Разве не он как казначей прижимал в деньгах строителя нарвского пристанища Шастунова? И вся земщина боярская не так ли думает о морском походе государевых кораблей под началом Совина и Керстена Роде?

Купцы молятся со слезами радости – они видят благорасположение к их торговым делам со стороны царя Ивана Васильевича, они рады благополучному возвращению на родину и успеху своих дел. Они глядят бодро вперед... Им можно быть уверенными в счастливом будущем их торгового дела... Они видели в чужих краях почет и внимание к себе... Они равнодушны к презрительным усмешкам, бросаемым в их сторону боярскою знатью. Они горды тем, что с ними царь.

После службы в церкви Спаса на Бору царская семья проследовала через внутренние переходы во дворец. Владимир Андреевич шел рядом с государем, обласканный им в последние дни. Государь, как бы в знак особого расположения, расширил его земельные угодья, увеличил ему расходы на его придворные нужды. И теперь, идя рядом с князем, он с восторгом рассказывал ему об успехах, увенчавших плавание Совина в Англию.

– Слушай, брат, – говорил царь. – В Европе идут неслыханные смуты... Филипп гишпанский с папой хотят весь мир олатынить, то бишь объярмить своей властью... Лютеранские попы помогают другим королям. И, как я вижу, вера им не для души, но ради умножения земли. Латынские попы идут в одном ряду с их воеводами... Проливают заедино христианскую кровь. Вера у них вроде верхового коня, чтоб легче было в чужие земли въезжать. Лукавцы!

Царь рассмеялся.

– Наша вера крепка... Нерушимая застава для монастырских и латынских воров. Еретические тайны заморских владык разгадал я... Навязывают нам латыняне свою веру, да токмо не для нас она, не удастся им обмануть нас.