Елизавета остановила на нем неподвижный, какой-то отсутствующий взгляд.

– Простил?!

– Да.

Софрон ждал ответа на свои слова.

– А может быть, тебе почему-либо и не хочется?

Елизавета молчала.

– Не спрашивай меня больше ни о чем.

Слезы покатились по ее щекам.

Она сидела и думала: что такое с ней? Куда уж делась прежняя горячая любовь к Софрону? Такой он чужой теперь! И почему он простил, если любит ее по-прежнему? Он не должен бы прощать. Разве бы простил епископ, если бы с ним так поступили? Он бы убил. И может ли быть счастливая жизнь с разбойником? Что есть позорнее сего?

И сказала Софрону:

– А не буду ли я тебе в тягость? Не свяжу ли я тебя, не помешаю ли твоим товарищам?

– Нет.

И опять задумалась Елизавета: епископ прямо сказал ей, что она мешает ему, что ему надо вести государственные дела, а ей - молиться. Софрон другой... И, вероятно, он много лучше, много добрее и честнее епископа, даже наверное так, но...

– Весной я наберу людей на низовьях Волги, храбрых, сильных... И с этим подкреплением подниму народ на Сергаче, в Арзамасе, на Ветлуге, на Керженце... Кругом обложим Нижний. Борьба будет великая. Берегись тогда Питирим! Сожжем его на площади... перед кремлем... при всем народе...

В это время в землянку вбежал старичок-рыбак и испуганно прошептал:

– Бегите! Спасайтесь! Гвардейцы!

Софрон выбежал из землянки, держа в руке пистолет. Елизавета хотела было за ним, но не смогла - опустилась на скамью бледная, дрожащая.

В углу трясся от страха старичок-рыбак.

– Что такое?! Господи!
– бормотал он.
– Милые мои!

Рявкнули мушкеты.

Елизавета, собравшись с силами, высунулась из землянки. Она увидела спускавшихся вниз по сугробам гвардейцев. На самом верху, недалеко от землянки, на холме, хищно сгорбившись, словно коршун, озабоченно вглядывался вниз человек с серьгой.

Елизавета окликнула его. Он не шелохнулся, хотя не мог не слышать ее оклика.

Там, куда был устремлен его взгляд, Елизавета увидела на снегу высокую фигуру Софрона. Он отступал к реке, прячась за попадавшимися по дороге кустарниками и деревьями. Гвардейцы, увязая в сугробах, палили без толку. Но вот Софрон укрылся за стволом громадного дерева. Гвардейцы замерли на месте.

Человек с серьгой, оглянувшись на Елизавету, вполголоса произнес:

– Гляди!

Солдаты рассыпались в обход Софрону. В чем дело? Неужели он не видит обхода? Чего он медлит?

Рванулся навстречу своим преследователям, выстрелил. Со всех сторон, словно пауки, карабкаясь по сугробам, полезли к нему гвардейцы. Началась схватка одного со многими. Елизавета видела, как Софрон вырвал ружье у приблизившегося к нему гвардейца и прикладом уложил его.

Человек с серьгой подскочил к ней.

– Пойдем отсюда... Скорее! Скорее!

– Куда?
– удивилась она.

– Бежим! Я спасу тебя!

– Куда?!

– Место есть... Там не найдут.

– А Софрон?!

– Пропал. Забудь о нем.

Человек с серьгой взял ее за руку.

– Не теряй времени!

– Я хочу в кремль. Веди туда!
– прошептала она, крепко сжав его руку, упираясь.

– Зачем?

– К епископу!

– Он в Питере. В Нижнем его нет.

– Нет?!

Елизавета побледнела. Выстрелы вывели ее из оцепенения. Софрона уже не было. Все люди слились в один громадный комок, застывший на снегу.

– Бежим!
– рванул Елизавету за руку человек с серьгой.
– Все кончено. Погиб.

– Ты кто?
– спросила она его удивленно, оттолкнув от себя.

– Из ватаги я. Софрон приказал беречь тебя... Отвести к нам...

– Нет, - сказала Елизавета решительно.
– К разбойникам - не хочу... Уйди от меня!

– Солдаты сейчас схватят и нас.

– Пускай!
– вспыхнув от негодования, крикнула Елизавета.
– Не трогай меня.

– Запрут в Духовный приказ к Питириму...

– Я буду рада тому. Лучше, нежели с ворами...

Внизу стихло. Гвардейцы волокли по снегу громадного недвижимого Софрона.

– Видишь?
– указал вниз человек с серьгой.

Елизавета уловила торжествующую улыбку на его лице.

– Видишь?
– повторил он.

Она отвернулась.

– Епископ знает, что делает, - холодно отозвалась она. И, немного помолчав, спросила:

– Скоро ли он вернется в Нижний?

– Не ведаю.

– Прощай. Я пойду в монастырь, к себе в келью.

В глазах ее было упрямство. Красные пятна на щеках выдавали волнение.

– А разбойникам своим скажи и всем ворам своим, что не велика честь быть у них княжною. И что епископа им никогда не победить, и я буду просить его, чтобы он опять взял меня в кремль. Он может погубить, но он может и осчастливить... Я... я не хочу вас!