Шрифт:
Интересно, а если рассматривать ситуацию не как спасение Глеба, а как заботу о нервах ни в чём не повинной жертвы, это уже можно ставить себе плюсом в карму?
– Ага, - ехидно усмехнулся мой внутренний голос.
– Можно было бы, если бы тебе от этого в денежном эквиваленте не прибывало...
С голосом договориться не удалось, и я печально закинула себе в рот горсть малины из ведра.
– Вкусно, - вдруг вмешался в мои горести скрипучий мужской голос, - Ксения Игоревна?
От неожиданности я подавилась и закашлялась, чуть не выплюнув всё содержимое рта на помятую физиономию капитана Савицкого.
Он сидел напротив, чуть склонив голову и спокойно поглядывая на меня, пока я приходила в себя, пытаясь откашляться от пресловутой малины, по возможности сделав это с максимальным достоинством. Получалось плохо - в немытом стекле вагона отражалось моё покрасневшее и перекошенное лицо.
– Постучать?
– предложил он, скорее из желания поиздеваться, а не от неожиданного припадка человеколюбия.
Я мотнула головой и полезла в рюкзак за бутылкой воды. Стало чуть легче, если, конечно, не считать слёз, которые предательски поползли по щекам. Пыталась утереть, но мешало ведро с уже ненавистной мне малиной, ещё и бутылка. Металась взглядом средь своих вещей, не понимая, за что хвататься. Как ни странно, но спас меня капитан, выхватив ведро и хмуро велев:
– Что ж вы нервная-то такая. Успокойтесь уже.
Кажется, моя бессмысленная паника начинала его доставать.
– А что это вы раскомандовались?
– не забыла возмутиться, приобретя возможность дышать спокойно.
– За собой бы следили.
– И что же со мной не так?
– изогнул он бровь, словно действительно не понимал. Я многозначительно посмотрела на Савицкого, надеясь, что у него хватит мозгов оценить свой внешний вид. В гражданской одежде он был ещё более измятым и помотанным жизнью. Как ни странно, но всё же полицейская форма ему шла и придавала какую-никакую статусность, сегодня же он выглядел как обычный завсегдатай гаражей или первой попавшейся пивнушки. Да и степень небритости заметно увеличилась с пятницы, когда мы с ним и умудрились столкнуться. Заспанное лицо, покрасневшие глаза, помятые волосы… Боже, не мужчина, а прям-таки сказка!
Хотя мысль рассматривать его как мужчину мне не понравилась, и я невольно скривила нос, что Савицкий, воспринял по-своему.
– Противен?
Поспешно отрицательно мотнула головой.
– Нет… но я всегда считала, что сотрудники правоохранительных органов должны выглядеть несколько иначе… Как минимум опрятнее и… солиднее.
– Как хорошо, что ваше мнение никто не спрашивал… Ксения Игоревна, - без особого раздражения буркнул он.
А я вот надулась, окончательно решив, что передо мной сидит самый обычный хам, и демонстративно отвернулась к окну.
Так мы и ехали какое-то время, молча и смотря каждый в своём направлении. Я честно старалась не обращать внимание на это небритое недоразумение, но отчего-то наша встреча не давала мне покоя, всё время приходилось бороться с желанием проверить, чем же занят Савицкий. Но я не позволяла себе такой роскоши, понимая, что и так опозорилась перед ним со своим малиновым приступом удушья… Кстати о малине. Руки попытались покрепче сжать ведро, но разошлись в воздухе, давая ясно понять, что что-то пошло не так.
С растерянностью глянула на пустые ладони и вспомнила, как капитан выхватил у меня ведро минут десять назад. Пришлось всё-таки поднять голову на своего попутчика и обнаружить, как эта наглая скотина преспокойно поедает малину, что-то лениво разглядывая за моей спиной.
Опять стала пунцовой, только в этот раз от возмущения.
– Вкусно?
– передразнила я Савицкого.
– Вполне, - ничуть не смутился он, отправив очередную порцию ягод себе в рот, затем протянул мне ведро и предложил.
– Угощайтесь. Реально вкусно.
Психанула, резко вырвав уже порядком опустевшее ведро из его пальцев.
– Да что вы себе позволяете?
На этот раз поморщился он.
– Пожалуйста, только давайте без нравоучений. Боюсь не осилить…
– А что вы вообще можете?! Только бабок на базаре гонять… а так… пфффф… - доводов у меня особых не было, кроме одного. Савицкий бесил неимоверно. Я даже не могла понять, откуда в обычно мирной мне бралось столь сильное раздражение.
– Ничего вы не можете!
Его глаза предупреждающе сузились.