III

Было темно и тихо. Девочка опять полезла в печь «вздувать огня». Поп стоял посреди избы и только теперь почувствовал, что он ужасно прозяб, прозяб до того, что не мог сказать, было в избе тепло или холодно. Пальцы рук скрючились, как деревянные, - и это он тоже почувствовал только теперь, когда все кончилось.

– А я тебя боюсь...
– заявила девочка, когда изба осветилась только что зажженной лучиной.

– Вот тебе раз! А давеча не боялась?

– Давеча мамка была жива, а ты приехал - она и померла...

Девочка присела на лавку и горько расплакалась. Поп Савелий видел эту детскую головку со спутавшимися белыми волосенками, скрещенные голые ножки, худенькие ручки, тоненькую шейку и понял, что он ничего не может сделать здесь больше и что должен вот сейчас ехать. Служба не ждет...

– Ах, милая... как же нам быть с тобой?
– бормотал он, глядя на девочку.
– Погоди, скоро тятька приедет... Одна-то не боишься остаться?

– Б-бо-юсь… - слезливо протянула девочка.
– И тебя боюсь, и без тебя боюсь...

В этот момент запищал на печке ребенок, и девочка торопливо проговорила, передавая лучину попу:

– Ты подержи-ка лучину-то, пока я с ним там буду водиться. Он совсем ма-ахонькой, как клопик!..

Поп Савелий остался посреди избы с лучиной в руках, а шустрая девчонка уже возилась на печке, где в лукошке что-то пищало и корчилось.

– Свети хорошенько, а то погасишь лучину-то!
– сердито крикнула девочка, стоя на коленях над своим лукошком.

– Ну, умница, так?
– ласково говорил поп, вставая одной ногой на приступок.
– Ничего, жив будет: вон как кричит...

В ответ ему улыбнулось детское личико, полное такой большой материнской тревоги. Сейчас девочка уже не боялась попа. Он ей казался добрым... А поп смотрел на маленькую няньку и не чувствовал, как у него по лицу катились слезы. Господи, какая ночь, и какое вечное чудо творится кругом нас каждый час и каждую минуту, и как мы не замечаем этого чуда... Разве жизнь кончается хотя на одно мгновенье?.. Вот и в этой девочке та же премудрость Божия, которая научает птицу вить свое гнездо, дикого зверя пестовать своих детёнышей и несмышленого младенца заменять мать.

– Тятька-то, поди, на брезгу выворотится, - тоном взрослого человека заметила девочка, укачивая свое лукошко.
– Ты поезжай скорее, а то напрасно лошадь задерживаешь... Я уж тут как-нибудь одна управлюсь.

Поп Савелий благословил новорождённого и няньку и спавшего на полатях мальчика и погасил лучину. В темноте он надел свою шубеёку, опоясался и еще раз благословил «усопшую рабу Божию Параскеву».

– Ну, прощай, Танюшка...

– И то прощай, поп... Мотри, чтобы Лысанка-то где-нибудь на повороте не выкинула тебя из рясол. От нее станется, от белоглазой. Да с левой стороны не подходи к ней, когда будешь отвязывать: зацепит зубищами-то как раз.

– Она и то за плечо было сцапала меня...

– Ну вот... Только одного тятьку и знает. Скажи тятьке, чтобы привез из Поломы тетку Маланью. Сбилась я с робенком...

Поп Савелий почувствовал смертную усталость, когда вышел из избы снова на мороз. Да и вьюга очень уж закрутила... На дворе от его следов не осталось и помину. Лысанка вся скорчилась и дрожала. Она не сделала ни малейшей попытки еще раз рвануть попа, как давеча.

– Ах, замешкался с девчонкой!
– пожалел поп, усаживаясь в сани.
– Ну, Лысанка, трогай!

Лысанка точно понимала, какое трудное дело ей предстояло впереди, и оглянулась. Бывалый конь: два раза медведь драл, волки хватали раз десять, и Лысанка уходила и жива, хоть морда у нее и была оборвана, а медвежьи лапы оставили глубокие следы на задних ногах.

Ветер крутил в воздухе совершенно сухой снег, который так и резал лицо. Что-то зловещее ныло и стонало в воздухе.

– Вот так задалась ночка, - вслух проговорил поп, когда сани заскрипели по сухому снегу.

За какой-нибудь час дорога сделалась неузнаваема, особенно по ложкам и открытым еланям. Поп Савелий опустил вожжи и съежился: очень уж донимал его холод. Когда вперёд ехал, так ничего не замечал, но сейчас нервное приподнятое настроение сменилось усталой апатией. Не замечал поп Савелий, что и Лысанка изошла силой и только-только тащила сани, с трудом вытаскивая свои мохнатые ноги из снега. Она все чаще и чаще оглядывалась назад, точно хотела сказать, как ей тяжело.

Сколько времени ехали до повёртки, поп Савелий затруднился бы ответить. Самое время как-то потеряло течение. Долго ехали, а сколько - трудно сказать... Поп Савелий задремал и очнулся только тогда, когда сани остановились. Что такое случилось?.. Лысанка тонула в снегу. Это был давешний сугроб, а сила уж не давешняя.

– Ах, милая...
– проговорил поп, вылезая из саней с величайшим трудом - от каждого движения руки и ноги резало точно ножом.

«А ведь этак и замерзнуть недолго, - подумал поп, припоминая свою дремоту.
– Точно проморило...»