Мечтаешь с открытыми глазами и чувствуешь, как делаешься сильнее и точно лучше. Даже Параха на время превращается в сказочную улыбающуюся красавицу, которая ведет свою лодку куда-нибудь в замок...

– - Ноне вода у нас страшенная была по весне,-- говорит Параха,-- коломенок страсть сколько убилось... Больше внизу, у Кумыта под бойцами.

– - У Молокова?

– - И у Молокова и у Горчака... Слышь, семнадцать барок один Горчак сел. Страсть была одна... Ну, и верховые бойцы тоже здорово играли. Сила не взяла на барках-то... Человек сотня бурлачков перетонуло, сердешных. Снега больно глубоки были, а весна выпала поздняя, дружная,-- ну, река и взыграла. Теперь чусевлянам на все лето хватит работы: металл добывают из воды, а потом грузить будут на полубарки да сплавлять по межени {Межень -- летняя вода.}.

– - А под верхними бойцами тоже много убилось коломенок?

– - По всей реке... Наши деменевские страсть сколь денег зарабливают с убивших коломенок.

– - А ты?

– - И я робила... только вышла домой-то робятишек проведать. Тоже гребтится... В деревне-то одна старуха осталась. Кому горе да разоренье, а нам хлеб... это с убивших-то барок. Вон под Зайчиком их шесть штук расшиблось... с пшеницей шли. Ну, теперь который месяц кули из реки на берег тащат да сушат, а пшеница так и преет. Да вот сам увидишь...

Мы разговорились. Меня заинтересовала жизнь такой глухой деревушки, как Деменева. Но Параха не умела разсказать, что было мне нужно, т.-е. о других. О себе она говорила просто и толково. Неприглядная эта бабья жизнь. Она вышла за молодого парня, а потом мужа взяли в солдаты. Куда-то под хивинца ушел. После мужа осталось двое ребят.

Куда же идет эта лошадиная бабья работа, заботы, непокрытая нужда? Мне становится жаль Парахи, собственно даже не Парахи, а той солдатки, которая сидит в ней... Что-то такое темное и стихийно-злое есть в человеческой жизни, которое роковым образом становится поперек дороги, как вот эти чусовские бойцы.

– - Скоро, видно, и Зайчик будет,-- говорит Параха, налегая на свой шестик с видимым усилием. В течение трех часов она отдохнула всего раза два, чтобы напиться.-- Краюхина, Прова Михайлыча, слыхивали, может?

Я назвал пристань, где царил Пров Михайлыч.

– - Он самый... Шесть барок убил ныне. Разорится, говорят... Только нечисто дело вышло у него...

– - А что?..

– - Да так... нечисто. Грех случился...

– - Какой грех?

– - Разное болтают: он на зайчиковских мужиков жалится, мужики -- на его... Всяк свое говорит. Конечно, не баская слава про Зайчики ходит, ну, да мало ли что болтают.

III.

Через четверть часа показался длинный мыс, на котором высыпала бойкая деревнюшка дворов в двадцать. Она известна под именем Зайчиков {Зайчик -- вымышленное название: между Кыной и Межевой Уткой такого бойца нет, как нет и деревни.} и получила свое название от страшнаго бойца, который стоит немного повыше деревни. Еще подезжая к деревне, издали можно видеть верхушку большой известковой скалы; она стоит в крутой излучине, в самом прибое, и весной здесь ежегодно бьются барки. Этот боец пользуется громадной известностью у бурлаков; "игристый камешек этот Зайчик веселенький"...

Странно то, что этот боец создал деревню. Нужно кому-нибудь вытаскивать убитыя барки, перегружать металлы и разный другой груз,-- вот и выросла целая деревушка. Страшный боец каждый год давал работу на целое лето.

Вид деревни, как вообще всех чусовских поселков, не особенно привлекателен, и первое, что бросается в глаза, это -- необыкновенная близость леса. Некоторыя избы стоят почти совсем в лесу. По линии берега попадается несколько покосов, есть даже пашня -- и только. Скотина пасется в лесу. Избы разставлены без всякаго порядка; постройка хорошая, благо лесу не занимать стать. Правый берег гористый; левый, где выдался мыс, отлогий, и только вдали синеется горный скалистый гребень. Вообще место неприветливое и дикое. Жители -- раскольники безпоповщинскаго толка, или, как говорят на Урале, кержаки.

– - Пустая деревня-то, все на работе,-- обясняла Параха, когда наша лодка ткнулась носом в песчаный берег.

– - Под бойцом?

– - Под ним под самым. Вон, видишь, черныя кучи на берегу,-- это все мокрая пшеница навалена. Около нея страсть сколько народу бьется...

– - Ну что, устала?..

– - Не то чтобы больно пристала, а только плечо ломит да поясница отниматься начала.

Параха улыбнулась, показав свои белые зубы. По уговору она обязалась доставить меня в Зайчики и теперь, поздравляла с привалом, как это делают все бурлаки. Взвалив мои пожитки на плечо, она зашагала к большой пятистенной избе, из ворот которой бросилось на нас штук пять собак.

– - Пропасти на вас нет...-- ругалась Параха, отмахиваясь от собак моим чемоданом.-- Эй, кто дома жив человек есть!.. Сосипатр-то дома?..

Из глубины темнаго двора, крытаго на раскольничий манер глухой крышей, послышался сначала старческий кашель, а потом несвязное бормотанье. Это и был Сосипатр, лысый, сгорбленный старик, едва тащивший свои кривыя ноги. Он посмотрел на нас из-под руки, как смотрят против солнца, и заговорил:

– - Это никак ты, Параха... и с барином, надо полагать.