Шрифт:
— Что? — выпадает в осадок Сонька.
— Он сам написал мне, — разъясняю спокойным, рассудительным тоном своей мамы, — надоели мои капризы, как успокоюсь сама позвоню. Ну так вот я не успокоилась и не звонила.
— Не верю своим ушам! Ты не моя сестра! А как же любовь? — ядовитый сарказм сочится из уст сестры.
— К чёрту любовь... — поднимаюсь по лестнице, Сонька провожает не верящим взглядом и даже с каким-то подозрением.
Останавливаюсь на середине, делаю ещё шаг и всё-таки оборачиваюсь, слышу звонит мой телефон в сумке у двери. Сонька смотрит туда же.
— Так что? Послать его можно? — уточняет она, чуть ли не потирая ладошки с довольной мордахой.
— Можно, — роняю так легко и ухожу.
Свет в комнате не включаю, одеваюсь в пижаму, подсушиваю волосы и залезаю под тёплое, родное одеяло. Вот оно то мне точно родное... Закрываю глаза и гоню навязчивые мысли прочь, но все же знают, их чем больше гнать тем быстрее они размножаются и уже точно не уйдут, да ещё и бегать начинают как сумасшедшие. Ничего не хочу. Я устала! Требуется покой и тишина и в жизни и в голове.
Но не тут то было. Минут через пять в комнату тихонько крадутся, знаю только одну паразитку, которая так громко крадётся. Моя сестра. Садится на кровать и шепчет:
— Дин, Дина, я знаю ты не спишь.
Притворяться бесполезно, даже, если я и на самом деле буду спать, она всё равно разбудит.
— Сонь, иди к Феде.
— Федя сегодня дома ночует.
— И ты решила меня доставать вместо Феди?
— Нет.
Легла рядом, поверх одеяла и молчала, что ещё сильнее выводило из себя. Я так долго не выдержала. А хотелось побыть одной.
— Что тебе надо?
— Много не надо, только узнать, где ты была.
— Гуляла. Думала.
— Плакала?
— Плакала.
— А я думала ты снова была с тем красавчиком.
Промолчала. Да, была, и он снова меня бросил... Послал далеко, чтобы видно не было навязчивую дуру.
— Заруцкому сказала, что тебя нет. Если тебе конечно это интересно.
Молчу. Не знаю интересно или нет, узнаем завтра, когда приду в себя и заистерю.
— Ещё сказала, что не знаю где ты. Был очень свиреп и мне показалось не совсем трезвый.
— Ну конечно, трезвый бы не приехал меня искать, — выдаю вслух.
Сестра даже привстала взглянуть на меня. Снова молчим и я понимаю, что благодарна ей, за то, что рядом и всё понимает. Ни словом не упрекает и не читает нотаций, а просто рядом молчит. Любимая сестра, моя маленькая хамка.
— Сонь, а помнишь мне выписывали лекарство, ещё в школе?
— Успокоительное что ли?
— Наверное да.
— Эт когда ты утверждала, что тебя Дани зовут, а не Дина и часто плакала и кричала по ночам, — говорит Сонька с нервным смешком.
Меня будто током ударило, рывком села вылупив глаза в темноту. Дани... Я говорила?! В солнечном сплетении давит ледяная глыба.
— Не помнишь? — усмехнулась сестра и тоже села, уставилась на меня.
— Не-ет... — желание побыть одной, усталость, как рукой сняло.
— Странно... Как ты могла такое забыть. Хотя с твоим придурком Заруцким, что угодно забудешь, — улыбнулась Сонька, я не видела, почувствовала. — Мама должна помнить, что за лекарство выписывали. Тебе зачем?
— Нервишки подлечить хочу. У мамы спрашивать нельзя, они с папой мигом переполошатся.
— Ну да, это точно. Напридумают себе с три короба и прилетят на долгое в гости, — Сонька задумалась и так неожиданно вскочила на ноги, что я перепугалась, и заорала. — Я знаю, где искать!
— Соня! Что ты меня пугаешь? — перевожу дыхание схватившись за сердце. — Ненормальная.
— Такой тихой странно тебя видеть, — села Сонька рядом. — Тебе надо к доктору сходить.
— Надо, — согласилась с энтузиазмом, от которого Соня сдвинула брови. — Надо голову подлечить, основательно подлечить. Ну так где искать-то? И что?
— Ты же знаешь нашу маму, она всё бережёт, старые фотки, документы, рецепты, и ещё всякую ненужную фигню, которую нормальные люди выкидывают.
— И где всё это богатство? — тут же понимаю о чём сестра.
Мама обязательно должна была сберечь все рецепты, назначения и инструкции к препаратам. Ну так, на всякий случай, авось пригодится.
— Тебе прямо сейчас?
Я вместо ответа вскочила с кровати, откидывая одеяло. Спускаемся на первый этаж, Сонька несётся к кладовой, забитой многолетним хламом. Тащит большую, пожелтевшую, картонную коробку. Вываливает из неё содержимое прямо на ковер посреди гостиной. Садится и начинает рыться в бумажках, и я с ней.