Лили немного помолчала, и он почувствовал, как она потихоньку расслабляется, успокаивается… и это сводило его с ума. Он поверить не мог, что отважился сказать ей такое.

— Знаешь, — тихо сказала она, — я начинаю думать, что стоит мне выйти за нормального мужчину, как он тут же превращается в мистера Хайда. Немедленно опускается ниже низкого. Но думаю, ты по-прежнему будешь настаивать, что во всем виноваты мои неверные критерии.

— Говоришь, все мужчины превращаются в мистера Хайда?

— Возможно. Все, кроме Диллона. Не притворяйся, будто не понял! Я свято верила, что и Теннисон, и Джек — прекрасные люди. Любила их, считала, что они любят меня, восхищаются мной и моими работами. И Джек, и Теннисон твердили, как я талантлива и как они мной гордятся. Вот я и выходила за них. И даже была счастлива, по крайней мере месяца два. К тому же Джек дал мне Бет, и я никогда не пожалею, что стала его женой.

Ее голос прервался, как всегда, когда она упоминала о дочери. Мучительные воспоминания начинали терзать с новой силой. До чего бессмысленная, страшная смерть, так беспощадно лишившая ее дочери! Но не пора ли перестать изводить себя? Все равно прошлого не вернешь.

Но она снова представила Бет, такую хорошенькую в своем пасхальном платьице! Тогда она только встретила Теннисона.

Лили вздохнула.

Столько всего случилось, а теперь и бедный Саймон против воли втянут во все это. Неужели он вдруг захотел ее?!

— Вряд ли ты захочешь консультировать меня по этому поводу, Саймон, — твердо сказала она. — Тем более что ситуация не слишком приятная: мы можем умереть в любую минуту… нет, не пытайся меня разуверить, это вполне возможно, и ты стараешься меня отвлечь. Но разговоры насчет Теннисона и Джека не помогут.

— Понимаю, — помолчав, ответил он.

— И брось этот ободряющий тон. Ты сам понимаешь, что сейчас мы просто не можем мыслить здраво. Знаешь, я думаю, что Господь создал меня, увидел, что я делаю со своей жизнью, и решил уберечь от дальнейших унижений и ошибок.

— Лили, ты можешь выглядеть настоящей принцессой, но все, что сказала сейчас, — полный бред. Я все же надеюсь, что ты подумаешь о достойных критериях и в следующий раз сделаешь правильный выбор.

— Об этом забудь, Саймон. Я самая паршивая партия на всей планете. В матримониальном смысле, конечно. Кстати, я уже согрелась, так что можешь отодвинуться.

Ему ужасно не хотелось, но он послушно скатился с нее и приподнялся на локте.

— Этот голый матрас, кажется, совсем новый. Теперь я могу разглядеть комнату. Мило, очень мило.

— Мы в доме Олафа, где-то в Швеции.

— Возможно.

— Почему…

Но слова замерли на языке, когда дверь спальни открылась, пропуская ослепительно яркие лучи солнца. В дверях появился Элпо. За его спиной маячил Никки.

— Ну как, проснулись?

— Да, — кивнул Саймон, садясь на край кровати. — Вы что, парни, решили нас заморозить? Или старик Олаф экономит?

— Ты просто неженка. Заткнись!

— Видишь ли, мы не такие жирняги, как вы, вот и мерзнем.

Никки плечом оттолкнул Элпо и шагнул к кровати.

— Эй вы, вставайте, — велел он. — А ты замолчи. Не дело, чтобы бабы так язык распускали. И я не жирный, а сильный. Шевелитесь, мистер Йоргенсон вас ждет.

— Ну вот, наконец-то мы предстанем перед Великим Пу-Ба [8] .

— Это еще кто? — удивился Никки, отступая, чтобы дать им пройти.

— Тот тип, кто всем управляет в полной уверенности в том, что он большая шишка и самый главный.

Элпо задумчиво нахмурил лоб и кивнул.

— Идем к Великому Пу-Ба. Не волнуйся, женщина, ты ему понравишься. Может, он даже захочет сделать твой портрет, перед тем как убить.

Не слишком ободряющее заявление.

День клонился к вечеру, а о Тамми и Мэрилин не было ни слуху ни духу. То и дело звонили так называемые свидетели, сообщавшие об очередном появлении преступницы, но все расследования ничего не дали. В истории штата Мэн это был первый случай столь хорошо организованной полицейской облавы, в которой участвовали более двухсот сотрудников правоохранительных органов. Но Савич, и без того взвинченный до предела, к тому же безумно тревожился за сестру. Жива ли она? Мысль о ее возможной гибели была непереносима, и все же он ничего не мог поделать. Нельзя же бросить начатую операцию!

Он сам был уже на грани самоубийства, когда позвонил Джим Мейтленд.

— Возвращайтесь, Савич, — велел он. — Вы нужны в Вашингтоне. Рано или поздно мы все равно получим известия о Тамми. Сидеть там бесполезно.

— Но она снова убьет, сэр, и вы, и я это знаем. Поверьте, если мы и получим известия, то исключительно в этой форме. Она, возможно, уже убила Мэрилин.

Джемми Мэйтленд подавленно молчал.

— Да, вы правы, — выдавил он наконец. — Но я знаю также, что пока мы бессильны. Что же до вас, Савич, боюсь, именно вы подвергаетесь наибольшей опасности. Немедленно домой!