В студии зазвучала диковинная музыка, исполненная с умением и прилежанием исполнителей, второй раз в жизни взявших в руки музыкальные инструменты: скудное треньканье на двух гитарах (бас-гитара в группе отсутствовала), корявый ритм ударных и нестройные голоса, поющие в унисон тексты о потерявшемся котенке, любви к родителям, о том, что всем людям нужно чаще молиться, а также про то, что угодить каждому невозможно. Все номера, поголовно хромавшие в среднем темпе, звучали так, словно девушки ненароком пытались взорвать мозг слушателя: создавалось ощущение, что три исполнительницы играют три совершенно разные песни – механический, но причудливый ритм барабанов, расстроенный гитарный аккомпанемент и не очень умелые девичьи голоса решительно отказывались признавать факт существования друг друга. По первости можно было подумать, что даже сами вокальные мелодии песен сымпровизированы по ходу дела – они казались случайным набором нот, музыкальными фразами непредсказуемой длины и логики, лишь усиливающими ощущение антимузыкального сумбура. Тем не менее барабаны, жившие какой-то особенной полуавтоматической жизнью, время от времени выдавали старательную сбивку – словно намекая на тот факт, что в исполняемой песне присутствует логика и структура, которую простому слушателю с его ограниченными способностями просто не дано понять. Впрочем, на этот факт косвенно указывали и другие обстоятельства. Время от времени, в разгар очередного дубля, девушки внезапно прерывали исполнение. «В чем дело, почему они остановились?!» – в испуге вскакивал из-за пульта инженер. Отец семейства смотрел на него как на идиота и терпеливо объяснял: «Они слажали».

Результатом сессий стала долгоиграющая пластинка группы The Shaggs под названием "Philosophy Of The World". Фотография на лицевой стороне конверта давала возможность познакомиться с участницами группы. На тускло освещенной сцене, на фоне угрюмого занавеса (как у Дэвида Линча в «Твин Пикс» – только не красного, а зеленого) расположились три исполнительницы, не слишком похожие на Лору Палмер. Две длинноволосые гитаристки с аккуратными и одинаковыми челками, в одинаковых цветастых рубашках и клетчатых юбках держали в руках одинаковые гитары, похожие на советскую марку «Урал»[151]. Между ними, за нефункциональной барабанной установкой из двух барабанов и одной стойки, расположилась полноватая ударница. Готический шрифт, которым было напечатано название альбома, только усиливал противоречивое ощущение. Аннотация на задней стороне конверта сообщала заинтересованному слушателю следующую информацию:

The Shaggs – настоящие, чистые, не подверженные внешним влияниям. Их музыка – иная, она принадлежит только им. Они верят в нее, живут ею… The Shaggs любят тебя… Они не станут подстраивать свою музыку или стиль под прихоти современного мира. Тебе следует оценить это, ведь они чисты – чего еще можно хотеть? Они – сестры и члены большой семьи, где взаимоуважение и любовь достигли невероятных высот…

Увы, в силу несчастливого стечения обстоятельств, современникам не удалось познакомиться с «Философией мира» от группы The Shaggs – свежеотпечатанный тираж альбома так и не поступил в продажу. Однако экземпляры пластинки постепенно проникали во внешний мир, где завоевывали все новых поклонников. Одним из первых стал Фрэнк Заппа, провозгласивший, что The Shaggs «лучше, чем The Beatles». Вслед за ним клавишник группы NRBQ Терри Эдамс сравнил песни The Shaggs с творчеством раннего Орнетта Коулмена, объяснив, что они обладают «собственной структурой, собственной внутренней логикой» [3]. Более того, музыканты NRBQ настолько прониклись этими песнями, что в 1980 году переиздали альбом на собственном лейбле, и пластинка наконец пришла к массовому слушателю. Музыкальный мир был потрясен. Лестер Бэнгс сразу назвал The Shaggs «анти-пауэр-трио», их альбом – «вехой в истории рок-н-ролла», а в том же году журнал Rolling Stone присвоил пластинке статус «камбэк года». При этом автор рецензии добавила: «Я бы назвала альбом работой американского гения-примитивиста, но слишком занята катанием по полу от смеха»[4]. По прошествии лет восторги не утихали – даже Курт Кобейн отнес "Philosophy Of The World" к числу десяти пластинок, «изменивших его жизнь» – наряду с дисками The Pixies, The Sex Pistols и Ледбелли: «Они были сестрами, а их злой дядюшка строил на них планы, – сообщал Курт. И далее задавался вопросом – Кальвинист ли я? Нет, но я знаю, в чем суть панк-рока»[5]. Не ставя под сомнение компетентность лидера Nirvana в области панк-рока, заметим, что по части злого дядюшки он оказался не совсем точен. Впрочем, историю The Shaggs лучше начать с самого начала.

Фримонт – это скромный городок в маленьком штате Нью-Гемпшир, глухой угол патриархальной и пасторальной области под названием Новая Англия. Как сообщает Сьюзен Орлин, автор первого серьезного исследования творчества The Shaggs, Фримонт – это «сонное, опрятное, непритязательное местечко, обрамленное рекой Эксетер. Тщеславие жителей проявляется только в надгробиях в человеческий рост»[6]. На старинной фотографии можно видеть главную улицу городка – пустынную, тенистую, с двухэтажными домиками. Легко представить, что жизнь во Фримонте мало изменилась за последние триста лет – с тех пор как там обосновались первые поселенцы. Историк Мэттью Томас в своей книге об истории Фримонта[152] рассказывает, что повседневная жизнь в уединенных поселках новоанглийской провинции всегда была довольно унылой: «Одиночество приводило сельские семьи к тяжелым депрессиям, болезням и алкоголизму… Бывали и приятные, легкие времена, но по большей части серая повседневность была отмечена смертями, болезнями, несчастными случаями, плохой погодой, одиночеством, тяжким трудом, вторжениями диких зверей, насекомых и бесчисленными неудобствами»[7]. Очевидцы сообщали, что даже во времена описываемых нами событий городок казался отрезанным от остальной цивилизации. Один из туристов утверждал, что все жители Фримонта «выглядят как дальние родственники»[8].

Чтобы скрасить послевоенную рутину, у жителей Фримонта были ярмарки, собачьи выставки, катание на санях, конкурсные диктанты и танцы в таун-холле – точнее говоря, в молельне, построенной аж в 1800 году и переоборудованной легкомысленными потомками в сельский клуб с громадной сценой. Впрочем, не спасали даже танцы – по воспоминаниям одного из жителей, быть подростком во Фримонте 1960-х было на редкость скучным занятием. Короче говоря, жизнь в городке текла размеренно и благообразно. Тот факт, что непримечательному и законопослушному фримонтцу, скромному труженику Остину Уиггину-младшему однажды пришла в голову идея собрать из своих дочерей рок-группу, потряс до глубины души, кажется, даже местных коров.

Строго говоря, в появлении на свет группы The Shaggs стоит винить не Остина Уиггина, а его маму. Или, может быть, судьбу. Рассказывают, что ма Уиггин прекрасно умела гадать по руке. Когда ее сын был молод, она сделала ему три предсказания:

1. Он женится на рыжеватой блондинке.

2. У него родится два сына, которые не застанут свою бабушку.

3. Его дочери будут играть в успешном ансамбле.

Далее мамины предсказания начали сбываться с поразительной точностью. Сначала Остин женился на рыжеватой блондинке. Вслед за этим у них родились три дочери: Хелен, Дороти (или Дот) и Бетти. Затем, после того как мама Остина умерла, на свет появилось двое сыновей (Роберт и Остин III) и еще одна дочь, Рэйчел. Теперь стало совершенно ясно, что и третье пророчество неотвратимо нависает над кланом Уиггинов. Остин мудро заключил, что от судьбы не уйдешь – и основательно взялся за дело. В 1967 году он перевел своих старших дочерей на дистанционное обучение, купил им музыкальные инструменты и оплатил уроки вокала. Дот и Бетти получили по гитаре, а Хелен – барабанную установку. Для отца семейства, которому приходилось вкалывать на хлопкопрядильной фабрике, чтобы содержать жену и шестерых детей, это был неслыханный расход, но Остин Уиггин-младший не боялся трудностей. Он назвал группу The Shaggs («Лохматки») – в честь лохматых собак, а также популярной в то время прически[153].

Много лет спустя Дороти вспоминала, что их отец был «человеком дисциплины. Он был упорным, и он бывал вспыльчивым. Он указывал, мы слушались. Или старались слушаться»[9]. Остин сам распланировал режим своих дочерей – график дня включал репетиции, работу над песнями, а также обязательные гимнастические упражнения. Уиггин внимательно слушал, как звучат песни. Если что-то не получалось, девушки прогоняли сложную песню до тех пор, пока их требовательный директор не оставался доволен. По воспоминаниям Дороти, больше всего трудностей возникало с песней "Philosophy Of The World" – отец считал, что сестры никак не могут сыграть ее как следует.

Нельзя сказать, чтобы семья Уиггин была музыкальной – единственным музыкальным инструментом, которым в совершенстве владел Остин, был варган. Но он верил, что его дети смогут пойти дальше. По словам Дороти, отец мечтал, «чтобы мы записывали пластинки, стали звездами и в конце концов поехали на гастроли». И здесь стоит отметить, что ни девушки, ни их отец никогда не были на настоящем концерте. «Наш отец не верил в них, – объясняла Дороти. – Или, по крайней мере, в то, что мы можем на них попасть»[10]. Из маленького Фримонта весь остальной мир казался бесконечно далеким: сестры даже ни разу не бывали в Бостоне, находящемся всего лишь в часе езды от их родного города. Они сидели дома, слушались папу и слушали по радио своих любимых Herman’s Hermits, Рики Нельсона, а также совершенно забытый ныне бойзбэнд Dino, Desi & Billy. Более того, суровый домашний режим, который назначил девушкам отец, практически лишил их возможности общаться со сверстниками из родного городка.