– А ну молчать!!! Молча-а-а-ать!!! – оглушительный, яростный голос покрыл всех.

Наталья стояла посреди холла, гневная и прекрасная как Афина Паллада во время битвы. Глаза ее сверкали, в руках ее извивался устрашающий кожаный ремень.

– Что это за бардак?! Почему не спите?! А ну марш всем по палатам! Мигом! Пулей, я сказала! Раз! Два…

Все бросились, стуча босыми пятками по кроватям.

– А тебе что, особое приглашение надо?!

В моих руках беззвучно трепыхался испуганный Петька, которого я все еще бессознательно удерживал. Я разжал ладонь и он, всхлипнув, метнулся в палату. На полу остались только чьи-то трусы, футболка и гребешок. Наталья поддела трусики кончиком туфли.

– Вы что, здесь бардак устроили?

Мы с Ниной молчали и смотрели на благодетельницу с умилением.

– Что вы им позволяете? Они у вас сума сошли. Мои уже давно дрыхнут.

В это время в одной из палат послышался сдавленный смех.

Наталья, как гончая, замерла, прислушиваясь, потом быстро зашагала в палату.

– А ну-ка кому там не спиться?! – загремел ее металлический голос. – Кому там хочется на улицу, а? Кому хочется крапивы по голой попе, а? Сейчас устрою! А ну живо все на правый бок, ладони под голову, быстро! Я кому сказала, на правый бок! Ты что, не знаешь, где у тебя левый, где правый? Я тебя живо научу, так научу, что на всю жизнь запомнишь!

Нина дрожала. Мы вышли на крыльцо, и я облегченно вытер пот со лба. За нами вышла довольная Наталья и фыркнула, увидев наши растерянные физиономии.

– Эх вы, педагоги. Как они вас еще не сожрали, никак не пойму. Слушай, Нинуль, я сегодня заберу у тебя Мишу в аренду, ладушки? У Гордейчик будет вечеринка, собираются все свои. Устроим небольшой бальдерьеро… А то от скуки сдохнешь. Во сколько вы укладываете своих гопников?

– Так ведь когда как, – пролепетали мы.

– Понятно. Сегодня я помогу.

Она подмигнула мне и ушла, бесстыже виляя бедрами, а мы с Ниной только ошеломленно смотрели ей вслед. Дом пугал своей непривычной тишиной. Я осторожно заглянул в первую палату и услышал лишь тихое сопение десяти носов. Во второй – то же самое. В третьей я услышал осторожный шепот.

– Михаил Владимирович, Михаил Владимирович…

Шептал Петя. Я подошел к нему, нагнулся.

– Что тебе?

– Михаил Владимирович, можно перевернуться на другой бок?..

Наталья пришла, как и обещала, вскоре после ужина, часов в девять. На ней было короткое платье-сафари, она энергично жевала резинку.

– Так ведь рано еще, – удивилась Нина.

– Это они дома будут ложиться когда захотят, а здесь – когда положено, – жестко возразила Наталья.

Слух о том, что «та самая тетя пришла» быстро облетел наш отряд. Через пять минут все были в постелях. Мы с Ниной боялись войти вовнутрь и сидели на крыльце, испуганно прислушиваясь.

– А мне неинтересно, что ты не успел сходить в туалет! – гремел голос Сидорчук откуда-то с левого крыла. – Раньше надо было думать! Не знаю, как быть, это твои проблемы… Хоть в постель! Все на правый бок – мигом! Считаю до трех: раз, два…три!

– Боже мой, – бормотала Нина, – так же нельзя. Это неправильно.

«Правильно», – c наслаждением думал я, представляя себе испуганную мордашку своей рыжей мучительницы Оли.

Скрипнула дверь, мы встали. Наталья закурила сигарету, сказала деловито, как доктор после операции.

– Через полчаса будут спать, как суслики. Вы их пока не трожьте. Пусть успокоятся. Пойду своих проверю, они у меня еще полчаса назад легли. Нинуль, не забыла? Я забираю твоего на ночь, угу?

Нина почему-то покраснела и ничего не ответила. Я тоже покраснел. Мы были как два голубка. Наталье понравилось.

Часа полтора я провалялся в кровати с раскрытой книжкой Спенсера на лице, наслаждаясь тишиной и покоем, в одиннадцать переоделся, засунул бутылку «Старки» под ремень, попшикался «Шипром» и заглянул в соседнюю комнату. Нина сидела в сумерках у окна в академической позе. Почему-то она напомнила мне пушкинскую Татьяну Ларину с какой-то известной картины. Она оглянулась.

– Ах, это вы.

Я целомудренно присел на краешек кровати. Хотелось сказать что-нибудь утешающее, развеять ее грусть.

– Не скучай. Мы там посидим, выпьем, – сказал я. – В картишки сыграем. А то со скуки сдохнуть можно.

Нина вздохнула, положила ладони на стол. Бутылка больно упиралась мне в живот, я вытащил ее из-под ремня и поставил на пол.

– Это водка? – спросила Нина со страхом и любопытством разглядывая бутылку.

– «Старка», – небрежно объяснил я. – Крепче водки на пять градусов.

– Чем вы надушились? – вдруг спросила она.

Я пожал плечами.

– «Шипром». А что, не нравится?