— Я буду то же самое.

Тыкаю в пункты меню, подтверждаю и спрашиваю, вновь повернувшись к Иганту:

— Игант, это же не имя?

— Нет.

— Что означает?

— Писал Гигант по-английски, пальцы заплелись. И вместо Giant получилось Igant.

— Смешно.

— А ты почему «Ржавая», если не рыжая?

Ник он, естетсвенно прочёл в диалоге. Интересно, искал на меня что-то ещё?

— Тусуюсь с молодняком, — объясняю. — Старая — значит ржавая. Да и начинала с железа, которое уже почти нигде на тот момент не использовали. Как-то так всё смешалось и приклеилось.

— Ага. Клички не выбирают.

— Согласна.

Робот-разносчик, подъезжает к столу с бутылкой, двумя стаканами и тонкими палочками искусственно выращенной телятины. Хотя… кто сейчас знает, какова на вкус настоящая молодая корова? Кто, блядь, сейчас вообще знает, что такое корова?

— Что предлагали тебе? — спрашиваю я, пока парень скручивает пробку с бутылки.

— Выиграть или умереть.

Я закусываю губу, пытаясь быстро придумать логичное объяснение одинаковому требованию и для него и для меня. Игант этого либо не замечает, либо делает вид, что не замечает. Потому что спокойно говорит, разливая напиток по стаканам:

— Я не нашёл альбиноса в муниципальной базе. Но нашёл в медицинской.

— Как так? — до этого я не додумалась. А стоило бы. Определенно, Паренёк знает, как пользоваться мозгами. Если он так же подходит к планированию игры, то понятно, почему ставки на него высоки.

— Последнее обращение к медикам пять лет назад, — игнорирует мой вопрос Игант, пододвигая ко мне стакан с виски.

Мы сами не замечаем, как напиваемся. Но прежде, чем напиться, успеваем обменяться всеми данными, предположениями и даже страхами.

Я просыпаюсь не в своей ячейке. У меня всё параллельно, перпендикулярно и бардак. А здесь есть какой-то уют, что ли. Рядом, на футоне лежит Машка и, не мигая, смотрит в потолок.

— Ты норм? — спрашиваю я и закашливаюсь. Видимо, курил её китайские водоросли. — А то, чего-то я наклевался до стоп-кадров.

— А я никогда не болею, — отвечает она, продолжая пялиться вверх.

Сажусь и оглядываюсь по сторонам. Ржавая обнажена. Я одет.

— Мы переспали?

— Переспали бы, если бы ты не нажрался и не вырубился, — отвечает она.

В её голосе нет недовольства или ехидцы. Она просто констатирует факт.

— Давно проснулась?

— Угу, — говорит она, всё так же не отрывая взгляда от потолка. — Залей кофе кипятком, ага? В левой стене ниша.

Пока я рассыпаю порошок по чашкам, активирую подставку чайника, жду, пока он закипит и заливаю напиток водой, девушка буднично, без грамма стеснения одевается.

— Жаль, что я вырубился, — говорю ей, протягивая чашку с напитком. — Ты красивая.

— Слава богу, что вырубился, — хмыкает она. — А то б сейчас говорил: «Жаль, что я не помню, как всё прошло».

— Согласен, — киваю я. — Но ты всё равно красивая.

Она включает вентиляцию, садится на футон, скрестив ноги, и закуривает, развернув рулон своего десктопа.

— Смотри, как всё выглядит. Наш альбинос стал альбиносом пять лет назад.

— В смысле?

— Он не был альбиносом сначала.

— Я заинтригован.

— Он был добровольцем в серии экспериментов «Байотех», после которых начал белеть. Достать данные оттуда было сложнее, но кое-что я узнала. Эксперименты вертелись в основном вокруг перекодировки ДНК, чтобы человек сам мог контролировать выброс определённых гормонов для качественного выполнения определенных функций.

— Как берутся за солдат будущего, так обязательно какой-то задницей заканчивается, — бурчу я.

— И этот раз не исключение. Девяносто пять процентов из тех, кто участвовал в этом якобы гражданском эксперименте в итоге стали сами себе наркоманами.

— Это как?

— Истощали организм тем, что заставляли его вырабатывать гормоны радости и постоянно ходили в эйфории. Бесполезный биомусор получился. Им было насрать на поставленные задачи, все как один предпочитали получать удовольствие, — объясняет Маша. — В итоге эксперимент признали неудавшимся и свернули. А подопытные быстренько и с удовольствием самовыпилились. Кто-то так увлёкся, что угробил организм за пару лет, кому-то в состоянии эйфории показалось, что он умеет летать и так далее.

— Чудна ты, нейробиохимия, — только и могу выдавить я из себя.

— А вот тот, кто нас интересует, живёт и здравствует. Только альбиносом стал.

Я рассказываю о том, что мне удалось найти, пока Игант спал, и о том, какие предположения выстроились на основе найденной информации. Геймер соглашается с тем, что, скорее всего, подопытный симулировал отсутствие изменений в организме. В конце я сообщаю, что нашла адрес. На что Игант сразу же предлагает проверить.