Эти писатели боролись с Лелевелем, но его же оружием. Причем сражались хуже всех. В целом же своими методами работы от школы Лелевеля они ничем не отличались, и поэтому их следует отнести именно к ней.

Следует только удивляться тому большому количеству трудов, которые школа Лелевеля посвятила изучению нашего прошлого. Необходимо также отметить мастерское изображение материала Шайнохой, настоящую эрудицию у Вишневского, Бартошевича и Лукашевича, отображение на основе источников дипломатических отношений Польши Валевским.

Вместе с тем если задаться вопросом, что же является для нас настоящим плодом их таланта и труда, то мы с грустью увидим, что без ответа осталось много уже поднятых нами вопросов, а решенными – совсем мало! Предвзятость и отсутствие строгого метода исследования – повторяем это еще раз – не дали школе Лелевеля приблизиться к подлинной сути нашей истории.

Тогда же нашей историей стало заниматься все больше и больше сторонних ученых. В частности, над историей Силезии, Пруссии и Ливонии издавна трудились немцы, а над историей Литвы и Руси – русские. Причем и те и другие пользовались ревностной поддержкой своих правительств, что выражалось в издании наших исторических источников, о которых довольно много говорилось в различных сборниках. И хотя те труды нередко оказывались довольно тенденциозными, та широкая источниковая база, на которую они опирались, придавала им более прочное значение.

Среди этих сторонних ученых, наряду со многими посредственностями, было и немало людей, наделенных талантом, пользовавшихся новыми методами исследования, отличавшихся усердием и возвышавшихся над тесным кругом национальных предрассудков и интересов. Так, в нашей истории очень хорошо разбирались Сергей Михайлович Соловьев, Николай Иванович Костомаров, австрийский историк Адольф Беер, описавшие историю падения Польши, а также немецкие историки Рихард Роепель, Георг Фогт, Кольмар Грюнгаген, Яков Каро, Генрих Цейсберг, занимавшиеся польским Средневековьем. При этом, когда чужеземные историки отзывались о наших ученых с некоторым чувством превосходства, мы вместо того, чтобы эффективно состязаться с ними в том, чтобы сказать последнее научное слово о нашем прошлом, отвечали им порой хвастливым бахвальством и не извлекали из иностранных работ ни малейшей пользы.

Правда, в оправдание такого печального состояния дел следует сказать о наличии в те времена немалого числа политических происшествий. Тем не менее для нас тогда настал последний срок, чтобы прийти в себя и начать уже на лучшей Источниковой базе новое исследование нашего прошлого, чтобы не дать чужакам себя осилить и не смотреть на свое прошлое глазами посторонних, а именно немцев.

После новых тяжелых переживаний наше общество окончательно утратило веру в те историософские взгляды, которыми оно довольствовалось до той поры. Читая описания самых великих деяний, которыми изобиловала наша история, переворачивая страницы карт, на которых отображены великие победы польского оружия, и слушая историков, рассказывавших об исключительных политических достоинствах нашего отечества, поколение, у которого после поражения последнего восстания проснулось стремление к усердному труду, спросило себя, почему все это не привело поляков туда, где находятся другие дружественные им народы? У него возникло убеждение, что история Польши до сих пор является одной сплошной неразгаданной загадкой. Исследовать историю, найти в ней не искусственный плод воспаленного воображения и возбужденных чувств, а сокровищницу опыта, энергии и труда – вот что стало теперь настойчивым и всеобщим стремлением.

Первым признаком появления нового направления в исследованиях истории стало критическое осмысление исторической школы Лелевеля и достигнутых ею результатов. Эта критика не носила огульно отрицательного характера, поскольку пренебрегать и презирать тот великий труд, который с огромным талантом проделала эта школа, никому и в голову не приходило. Однако, признавая значимость работы предшественников, стараясь усвоить и применить их существенные результаты, следовало предъявить к историческим исследованиям более жесткие требования, поставить их на более широкую основу и кардинально изменить точку зрения.

Первостепенное значение приобрело издание исторических источников. Поэтому открылись закрытые до того времени архивы, нашлись щедрые средства и стал применяться по немецкому образцу метод обработки и выпуска в свет первоисточников. Издательская работа, объединяя вокруг себя лучшие молодые силы, получила горячую поддержку серьезных учреждений, таких как Польская академия знаний в Кракове, Общество друзей наук в Познани, Институт Оссолинских и Национальный факультет во Львове, Издательство исторических источников в Варшаве, Курницкая библиотека графов Дзялынских и Библиотека Красинских, что позволило продвинуться далеко вперед в этом вопросе. В дополнение к выпускам Беловского издательства «Памятники исторической Польши» были изданы ежегодники, средневековые хроники и завершающие их произведения Длугоша. Кроме того, из архивов извлекли и опубликовали большое число средневековых законов, дипломатических и судебных документов, писем XV столетия, а также политических трактатов, в результате чего неизвестных источников Средних веков осталось совсем мало. И в целом потребовался поистине титанический труд, чтобы восстановить, исследовать и объяснить текст каждого из этих источников.

Гораздо меньше было сделано в области издания источников нашей истории начиная с XVI века. Из каждого ее отрезка имелось только начало. В частности, из труда профессора Освальда Бальцера39 стали известны документы дипломатической переписки времен Сигизмунда Старого и Августа. Были опубликованы также законы и постановления «Свода правовых норм» 1507–1526 годов, записи польского сейма времен Сигизмунда Августа и последующих налоговых актов времен Стефана Батория, люстрации40, а также описи некоторых товаров, несколько дневников и так далее. Правда, все это еще предстояло обработать. К тому же объем источников, особенно дипломатической переписки, оказался настолько большим, что об их публикации в полной мере не могло быть и речи и историку приходилось черпать знания непосредственно из архивов.

Получив в свое распоряжение заметно увеличившийся в объеме исходный материал, историки могли уже заниматься подробными исследованиями и констатацией фактов там, где их предшественники, строя свои шаткие гипотезы, были вынуждены остановиться. Кроме того, взяв на вооружение строгие университетские методы исследования, разработанные на Западе в середине того века, они, опираясь на их более прочную основу, не только значительно облегчили свою работу, но и провели ее под углом истинной критики.