Андрей Ковтун
БАРАНОВА БАЛКА
Повесть
Андрей Ковтун пока не член Союза писателей. Но разве принадлежность к авторитетной организации литераторов гарантировала кому-нибудь признание и читательский успех? Каждая книга - первая она или двадцатая - это дебют, ей приходится наново, как весеннему ручейку, пробивать дорогу к человеческим сердцам и душам и уже через них - в безбрежное литературное море.
Андрей Ковтун дебютировал в журнале "Пионерия" в 1985 году повестью "Баранова балка" - произведением о судьбе трудного подростка-старшеклассника. Хорошее знание современной школы, ее проблем (автор в недавнем прошлом - учитель) помогло ему создать глубоко реалистичное произведение с умело закрученным, почти детективным сюжетом.
Литератора отличает уверенность почерка, доброта и доверие к своим героям, смелость в выборе темы - для начала, согласитесь, немало. Но пусть вас убеждает в этом сам автор, ему слово.
Вовку Калашника из седьмого "А" вызывали к директору.
Грехов за ним водилось великое множество, и он не сразу сообразил, о чем будет речь. Но когда в кабинете Степана Петровича увидел Половкина, понял все.
"Вот куркульская морда! Еще и жаловаться пришел"- зло подумал он и приготовился огрызаться.
Кроме Половкина, у директора сидели еще двое: их классный руководитель Юрий Михайлович и лейтенант из детской комнаты милиции Галина Степановна. Взглянув на нее, Вовка затосковал. Он по опыту знал, что сейчас начнется тягучий и нудный разговор. Она задаст ему тысячу вопросов, а в конце станет угрожать спецшколой. Так было уже не раз, так будет, наверное, и сегодня.
– Ну что, Калашник?
– начала Галина Степановна.
– Опять фокусничаешь?
Вовка переступил с ноги на ногу и уставился в окно.
– Нет, ты не отворачивайся, Калашник. Ты отвечай.
Вовка по-прежнему молчал, но Галина Степановна была терпелива. Она знала, что главное в разговоре с подростками - это выдержка.
– Напрасно ты молчишь, напрасно. Только себе хуже делаешь.
– Так, а что отвечать?
– отозвался наконец Вовка.
– Отвечай, как ты докатился до такой жизни. Дерешься, бродяжничаешь, а теперь вот людям окна бить начал.
– Во!
– подхватил Половкин.
– Пусть про окна расскажет.
Вовка скривился и даже фыркнул немного, чтобы показать полное свое неуважение к этому типу.
Галина Степановна, увидев это, сокрушенно покачала головой:
– Значит, еще и фыркаешь? Нанес человеку материальный ущерб и еще фыркаешь?
Вовка по-прежнему продолжал смотреть в окно, но лицо его уже начало медленно покрываться белыми пятнами, будто лишаями.
"Кого она защищает? Ведь это же самый настоящий куркуль", - думал Вовка, и от этой очевидной несправедливости в нем поднималось желание и говорить, и делать все наоборот.
– Нет, вы только посмотрите на его вид, - обратилась к присутствующим Галина Степановна.
– Он ведь совсем не чувствует своей вины.
– Не чувствую!
– с вызовом ответил Вовка.
– То есть, ты хочешь сказать, что завтра или послезавтра ты можешь совершить то же самое? Я правильно тебя поняла?
Вовка молчал.
– Ну что ж, - внятно, будто диктуя, произнесла Галина Степановна.
– Тогда мы серьезно подумаем о направлении тебя в спецшколу. Очень серьезно подумаем.
– Ты вот что, Владимир, - вмешался Степан Петрович.
– Ты расскажи все-таки, за что побил окна товарищу Половкину.
– Да. За что?
– повторил Половкин. Он сидел весь красный от напряжения, и усы его время от времени дергались.
На Половкина Вовка даже не взглянул, а директору ответил:
– Он сам знает.
– Не знаю!
– Половкин поворачивался то к директору, то к Галине Степановне.
– Не знаю! А если он имеет в виду, что я свою собаку в луже искупал...
– В луже?
– вскричал Вовка.
– И он это называет лужей? Да я ему и остальные окна побью!
Половкин вскочил со стула:
– Вот! Теперь вы сами слышали. Будете свидетелями, если что случится.
– А ничего не случится, - торжественно, как приговор, объявила Галина Степановна.
– Ничего не случится, потому что завтра же он будет отправлен в спецшколу. Мы и так долго терпели, учитывая его семейное положение.
Нет, лучше бы она не говорила о его семейном положении. Не любил Вовка никаких напоминаний о том, что он сирота и живет только с дедом. Мать его умерла пять лет назад, а отец куда-то исчез еще до Вовкиного рождения. Поэтому всякие разговоры о родителях причиняли ему боль и вызывали в душе ожесточение. Та злость, которую он только что испытывал к Половкину, перенеслась вдруг на Галину Степановну, и уже ей он крикнул дерзко и с вызовом: