Петя периодически ронял страшные слова, когда утешал сестру. Очень тихо, чтобы не услышали взрослые.

– Он не родится, их чудесный малыш, вот увидишь.

– Что ты, Петька! – девочка в страхе трясла головой, – он же не виноват. Может, появится братик и папа Витя успокоится.

– Он скорее пожелает место для него освободить.

– Как?

– Сошлёт нас к бабуле, в деревню. Хотя, это к лучшему. Слушай, Аня, давай маму уговорим. Бабушка нас с радостью примет, будем ей по хозяйству помогать. Представляешь, корову станешь доить?

Идея манила. Нос уже вдыхал свежий воздух, полный аромата трав и цветов. Мама обещала поговорить с отчимом, сама она в принципе не против. Вот только Петя оказался прав. Через неделю после радостного решения раздался чавкающий звук. Мама готовила кофе. Закричала, согнулась, прижала руки к круглому животу. Кровь потекла из-под халата. Темная, вязкая. Кофе сбежал. Преждевременные роды на двадцать седьмой неделе. Мог бы быть Миша. Могла бы жить мама.

– Как в моем сне, – шептал Петя, пока в соседней комнате друзья семьи и соседи тихим гулом поминали две души, -Я лежал в кровати, всё не мог уснуть. Вдруг услышал голос. Он шёл будто бы из стен. Спрашивал, чего я хочу. В тот вечер он мне ребро сломал, помнишь? А мама не стала везти в больницу. Я и ответил, что хочу, чтобы они страдали. Оба. Мама особенно. Я увидел малыша. Он валялся на полу, в дальнем углу комнаты. Вопил, я видел, как широко рот раскрывает, а звука не было. Потом посмотрел на меня, из глаз у него потекла кровь. Много крови. Потом кожа вся слезла, словно сдёрнули целиком. Я позвал маму. Она вошла… такая же, как младенец. Сделала два шага, упала. Я проснулся…

Аня вспоминала рассказ брата каждый раз, проворачивая ключи в замке.

Отчим съехал. Отпинал Петю, забрал все деньги и смотался. Его сбила машина в трёх кварталах от дома. Смерть не прибрала папу Витю, ему выдали инвалидную коляску и мизерное пособие. Бить детей он больше не мог. Аня ликовала. Судьба избавила их от человека, отобравшего маму и счастливой детство. Бабушка приехала из деревни, шуршала документами, бегала в опеку, в школу, собирала внуков в дорогу. От бабушки пахло блинами и любовью. Корова, куры, мягкие холмы и березы – Аня грезила ими во сне и наяву.

Грезы оборвались распахнутой дверью. Брат дрожал и заикался.

– Я снова, снова слышал голос!

– Петь, давай пойдём к школьному психологу. Он же помог после смерти мамы.

– Я не рассказывал ему о сне. Меня же в дурку заберут.

– И мне ничего не рассказывай!

У Пети от сестры секретов не было, он привык делиться с ней болью и страхами.

– Я ничего не желал, честное слово. Ты же знаешь, как я хочу уехать!

Лифт не работал, бабушка упала с лестницы. Кто-то толкнул или неловко поставила ногу. Она пересчитала два марша, шея хрустнула у основания головы. В школе Аня посещала кружок «уроки медицины»: продолговатый мозг отключает тело. Бабуля не успела понять, что умерла.

– Я мечтал переехать в деревню. Он сказал, что такое желание исполнить не может.

– Кто? Кто сказал, Петька!

– Не знаю… стены…

Они все же переехали. В интернат. За неимением родственников, готовых взвалить на себя обузу в виде двоих школьников. Четыре года растянулись в четыре века. Петя не спал ночами, его мучил голос, требующий вернуться. Аня делала вид, что с братом все в порядке. В зеркалах ловила сходство с матерью и ненавидела себя за это. Один морок Петя заменил другим. Шприцы ходили по кругу. Корки на венах мальчик прятал под длинными рукавами. Съеденное передозировкой тело обнаружили в сарае завхоза за главным зданием интерната. В восемнадцать Аня вернулась в большой мир совершенно одиноким человеком. Точнее в пыльную, маленькую квартиру на восьмом этаже, как единственный наследник.

Аня вязла в горе, почти не спала и без конца пила энергетики, когда жизнь засияла улыбкой Жени. Чудеса еще случались, Анино было сплошь в веснушках. Появились новые обои, яркие занавески и даже в лифте вдвоём застревать оказалось весьма интересно. Женю Аня называла «вознаграждением», «подарком», «ангелом». У них появилась общая мечта: прыгнуть с самолета, распахнуть купола парашютов, растворить прошлое в свободном небе. Аня твердила мантру перед сном: «Я благодарна тебе. Я люблю тебя». С Женей поверила в визуализацию и материальность слов и обязательно делилась счастьем с Петькой и бабушкой, которых хранила в сердце. Трещала им вслух о Жене, его серьезных намерениях и синих глазах, маму с Мишей старательно обходила мыслями и взглядом, пусть стоят в углу.

Женя сделал предложение, выбрал банк для ипотеки, торжественно объявил, что вместо свадебного платья и толпы гостей Аню ждёт полет.

– Замолчи! – крикнул Петька, – Нельзя никуда лететь!

Аня упала с кровати.

– Зажми язык зубами! Не показывай радости!

Следом раздался другой голос, перебил мольбы брата: «Чего ты хочешь, Анечка?»

Голос странно напоминал на едкий аромат водки, исходивший от отчима в минуты негодования. Кружил голову, сушил губы.

– Не говори ничего, – Петька кричал где-то в глубине сознания.

Аня зажала зубы. В глазах отразилось небо, сверкнул крыльями самолёт, захватило дух.

Крыша девятиэтажки видела поцелуи юных пар, пьяные вечеринки студентов, драки, ссоры и, что тут таить, шаги в бездну.

Аня всегда хотела летать. Улететь прочь от пьяного папы Вити, безразличной матери, спятившего брата. Из этого дома, где пахнет мочой, испражнениями, тоской и серыми буднями. Она хотела чувствовать воздух кожей, волосам, кончиками ресниц. Витражи новостройки почти подарили ощущение света в душе, опьянили высотой. Но её ждал настоящий полёт.