Шрифт:
Я любила работу и много времени проводила в офисе, так что у коллег могло сложиться впечатление, что у меня нет ни увлечений, ни личной жизни. И это, в общем-то, было правдой. Меня не тянуло бросаться от одного дела к другому в поисках глубинного предназначения. Я просто жила. Ходила на работу, а по вечерам ела вчерашний ужин под звуки радио. Прибиралась, делала легкий комплекс упражнений для осанки, принимала душ и надевала свежевыглаженную пижаму с красными сердечками.
Я жила свою скучную жизнь.
И как я могла всерьез подумать, что у нас с Гришей что-то получится? Но мне так этого хотелось. Может, мне даже понравилось бы таскаться с ним по концертам никому не известных музыкантов и собирать штукатурку, осыпавшуюся с исторического здания, чтобы впоследствии сделать из нее модное панно с эпоксидной смолой. Я могла бы вписаться в его ритм жизни. Могла бы.
Ведь так?
– Ну конечно, ты все еще здесь, – над ухом раздался низкий голос, и я, вздрогнув, вынырнула из раздумий, – Тебе что, негде жить?
Подняла глаза и увидела человека, которого меньше всего хотела бы сейчас лицезреть. Гордеев. Неприятнейший тип. Вечно сует свой нос в дела абсолютного каждого сотрудника. Так и носится по офису, бурча под нос: «Твою мать…твою мать…».
Эти отформатировали поля в документе не по тому макету, эти вывели на рекламный баннер текст с дефисом вместо тире, эти наняли экспедитора, который плохо знает русский, а уборщица и вовсе моет пол поперек паркетных досок, тем самым загоняя мусор в щели. И, кстати, если бы рабочие при укладке паркета, четко следовали технологиям, щелей бы не было. Как жаль, что сам Гордеев не бросит должность второго заместителя гендиректора ради того, чтобы консультировать ремонтников по укладке напольных покрытий.
Мне от Гордеева тоже знатно перепадало.
«Аллочка, опять заказала молоко не той жирности. Я же просил заменить позицию.»
«Аллочка, убери искусственные цветы со стойки, мы не на кладбище.»
«Аллочка, хватит так улыбаться, ты снижаешь КПД сотрудников.»
Апогеем раздраженности Гордеева значилось его коронное:
– Аллочка, твою мать!
Нет, это выражение не всегда было направлено конкретно на меня, но чаще всего, собрав по всему офису кучу мелких раздражителей, Гордеев останавливался напротив моей стойки и, широко раскинув руки, восклицал: «Аллочка, твою мать!», будто тем самым то ли делился со мной своей болью, то ли делал меня виноватой в том балагане, который происходит у меня под носом.
Но я всего лишь офис-менеджер и не могу глобально влиять на качество работы коллег. Зато я создаю атмосферу в офисе.
Правда, Гордееву это не всегда нравится. Прошлой осенью совершенно случайно я раскрыла его маленькую слабость. Дело было так:
Никита Дмитриевич (да-да, у Гордеева и имя было) полдня крутился от стола к столу, не решаясь приблизиться к моей стойке. Когда ему все же надоел тот факт, что я остаюсь вдали от общего разноса, он подошел и неприятно скривил физиономию, которая, кстати, была вполне симпатичной, и оттого его характер казался еще хуже.
– Чем так гадко пахнет? – возмутился заместитель, и я, равнодушно пожав плечами, кивнула на ароматическую свечку с аккуратной надписью «пряная тыква». – Твою мать, убери эту гадость.
Ну конечно, я ее не убрала. А на следующий день (разумеется, непреднамеренно!) у меня появился бальзам для губ с ароматом тыквы. Еще через неделю практически на каждом столе стоял свой оберег от Гордеева: кексы, арома-саше, благовония, духи, чай с добавками и бог весть какая еще ерунда. Весь офис превратился в огромную кошмарную тыкву. Такую приторно-сладкую, что сами сотрудники то и дело срывались на судорожный кашель, но, клянусь, оно того стоило. Заместитель директора сидел в своем кабинете и кидал гневные сообщения на электронную почту.
Возможно, мы так и работали бы, как в большой тыкве, если бы сам генеральный директор – Геннадий Петрович – не сделал нам замечание. Офис почистили от источников приставучего аромата, хорошенько проветрили, и все вернулось на круги своя. Гордеев снова стал радовать нас своим хмурым видом и коронным «Аллочка, твою мать!».
Правда, я все равно каждый понедельник приносила в офис большой тыквенный пирог, чтобы хоть раз в неделю устроить коллегам праздничный выходной от пристального внимания Никиты Дмитриевича.
Так что, если я здесь самая скучная, то этот фрукт – самый неприятный.
Этот мужчина выводил меня из себя ровно столько, сколько я работаю в офисе. Он нагло пользовался тем, что я не успевала на ходу придумывать достойные ответы на его остроумные подколы. К моменту, когда я наконец находила нужное словцо, чтобы дать отпор на остроту двухнедельной давности, Гордеев успевал закидать меня десятью новыми.
– Что за оттенок помады? – криво ухмыляясь, спросил он во вторник, когда на моих губах красовалась новенькая красная помада – Рога дьявола?