Все это ошеломляет и ужасает, и любое кратковременное возбуждение, которое я могла бы почувствовать при мысли о том, что Левин выбрал, что я надену сегодня вечером, исчезает в одно мгновение, поскольку меня внезапно окружает больше похоти и секса, чем я когда-либо испытывала в своей жизни, буквально от ничего ко всему сразу. Я нахожусь в комнате, полной вещей, о которых я только читала, а некоторые даже не представляла. Например, девушка, которую я вижу, внезапно встает с одного из диванов и наклоняется, когда мужчина постарше, который минуту назад играл с ней, внезапно высвобождает свой член и без предисловий засовывает его туда, в чем я почти наверняка уверена, называется задница.

Я вздрагиваю и чувствую, как Левин притягивает меня ближе, его рука все еще на моей руке. Мы только немного продвинулись в комнату, и внезапно меня осенило ошеломляющее осознание того, что нам придется делать, если мы собираемся продолжать играть в эту игру. В этой комнате нет ни одного мужчины, который не наслаждался бы своей новой игрушкой. Левин, возможно, и сможет найти предлог, чтобы оставаться трезвым, не употреблять наркотики, которые распространяют повсюду, но он не сможет уйти, не прикоснувшись ко мне вообще. Если он это сделает, будет совершенно очевидно, что во всем этом что-то не так.

Когда я поднимаю на него глаза, я вижу еще одну короткую вспышку эмоций на его лице, которую он быстро пытается скрыть. Но на этот раз это не похоть.

Это вызывает беспокойство.

Я совершенно уверена, что это вызывает беспокойство у меня.

Он берет бокал шампанского с проходящего мимо подноса и протягивает его мне, когда мы подходим к бару.

— Текилу Аньехо, неразбавленную, — говорит он бармену. — Лучшую, что у вас есть.

Я мгновенно делаю глоток шампанского, чувствуя, как нервы скручиваются в комок у меня в животе. Если кому-то нужно прикоснуться ко мне, как сегодня ночью, то лучше, если это будет он, говорю я себе. Но никто никогда не прикасался ко мне интимно, ни в коем случае. Никто никогда не целовал меня. Единственные руки, которые когда-либо так прикасались к моему телу, это мои собственные, погруженные в фантазии, которые никогда не были ничем подобным этому.

Я не считаю себя эксгибиционисткой, и мысль об этом приводит меня в ужас.

— Хочешь чего-нибудь, чтобы снять напряжение? — Тихо спрашивает Левин, когда мы отходим от бара к одному из незанятых диванов. — Чего-нибудь покрепче?

Сначала я думаю, что он говорит о спиртном, но потом я вижу, как его взгляд останавливается на одном из сотрудников, кружащем по комнате с подносом, на котором стоят маленькие пакетики с чем-то, что не является едой или алкоголем, и я понимаю, что он имеет в виду. Что, возможно, мне будет легче перенести это, если я буду под кайфом. Я не уверена, что так оно и было бы. В моей жизни не было ничего крепче вина, и я не знаю, на что это похоже. У меня нет точки отсчета.

— Я не думаю, что сейчас время начинать экспериментировать, — шепчу я, и Левин кивает, подтягивая меня к дивану. Наш разговор остался незамеченным, все слишком поглощены собственным удовольствием, но я знаю, что ему скоро придется присоединиться, иначе те, кто закончат и протрезвеют, начнут задаваться вопросом, почему ему не нравится девушка, за обладание которой он так дорого заплатил.

Левин опускается на диван, держа бокал в одной руке, его рука обнимает меня за талию, и он тянет меня к себе на колени. Я приземляюсь немного неуклюже на одно бедро, закидывая одну ногу на его, а другую между ними, моя туфля зажата между его ступнями, в то время как шифон моей юбки драпируется на его ногах, оставляя обнаженной длинную загорелую линию одной из моих ног.

— Что ты собираешься делать? — Шепчу я, делая еще глоток шампанского, пока он потягивает текилу со скучающей ленью, которая подходит тому типу мужчин, за которых он себя выдает. — Я знаю, что ты должен…Я просто хочу подготовиться, прежде чем ты…

Рука Левина обнимает меня за талию, его пальцы касаются моего обнаженного бока там, где ткань открыта. Это ощущение посылает еще одно покалывание по моей коже и вниз по позвоночнику, незнакомое тепло разливается в том месте, где он прикасается ко мне.

— Я не собираюсь делать больше, чем абсолютно необходимо, — бормочет он, наклоняя голову так, что его губы оказываются очень близко к моему уху. Для любого, кто смотрит, это будет выглядеть так, как будто он начинает изучать своего нового питомца.

— Что это значит? — У меня перехватывает дыхание. Я не должна получать от этого удовольствие. Я знаю, что это так, но его губы почти касаются раковины моего уха, его дыхание очень теплое на нем, и все происходящее настолько незнакомо, что вызывает во мне буйство эмоций и ощущений, которые я не могу понять, что еще больше сбивает с толку из-за того, что я знаю, что с Левином я в безопасности. Если и был кто-то, кому я могла доверять в том, что он не зайдет дальше, чем нужно, так это он, и это позволяет слишком легко позволить себе начать наслаждаться странными новыми ощущениями.