Эстетика этих работ мерцает между русскими бюстами в стиле барокко и кубофутуристической скульптурой.

Тотемы. Чурбаны, чуры. Это те, которых нужно чураться. Избегать. У чурбанов опасная аура. Они тянут назад. В царство мертвых.

Болваны мерцают на перепутьях как верстовые столбы проклятья.

Как бесы: «Там верстою небывалой / Он торчал передо мной / Там сверкнул он искрой малой / И пропал во тьме пустой».

Как указатели «на Фивы» толкали Эдипа на дорогу свершения гибельного прорицания в фильме Паоло Пазолини «Царь Эдип», не оставляя будущему правителю города выбора, так и орловские столбы-фатумы заставляют путника – музейного путешественника – следовать дорогой, предначертанной оракулом судьбы. Назад в страну мертвых.

В погибшую советскую империю.

В гостиной моей нью-йоркской квартиры находится окно, из которого всегда открывается иной, нежели из прочих окон, вид.

А именно: закат солнца на море.

Возможно, на Океане. На том самом с большой буквы, с которым вел беседу неподражаемый Мальдорор.

Этот нарисованный очаг из сказки «Приключения Буратино», окно в волшебный мир, сотворил замечательный художник Иван Чуйков.

Тут не обойтись без емкого образа Платоновой пещеры.

Изображения за чуйковскими окнами – бодлеровские «эстампы», тени мира. Идеи, недоступные заключенному в комнате-пещере мечтателю.

Смотрящий в окно подобен «отроку, глядящему эстампы». Дерзкому путешественнику, готовому пуститься в плавание в погоне за призрачными тенями Платоновых идей.

В путешествие, в котором странника ожидает разочарование: истина недоступна. Человеку не дано вырваться за пределы своей пожизненной тюрьмы – бытия.

И только «смерть – старый капитан» способна вывести пленника за пределы узилища.

Иван Чуйков – мастер фрагментов.

В течение всей своей жизни художник собирает фундаментальную коллекцию из обрывков и частиц картины мира, мерцающей за окном.

Фрагменты моря, неба, дерева, человека, футбольной афиши, забора, репродукций картин других художников, собственных произведений…

Чуйков пытается «склеить» целое из двух («Два фрагмента»), трех («Три фрагмента»), множества кусочков («Случайный выбор», «Крестики-нолики», «Романтический морской пейзаж»). Создает панорамы, играет с зеркальным отражением.

Пазл не складывается. Целое ускользает.

Но мастер продолжает свое дело.

Похоже, что художник надеется найти все до единого осколки разбитого однажды зеркала мира. Склеить и восстановить утерянную гармонию.

Бесконечная игра длиною в жизнь.

Но не каждому дано воссоздать целое. Картину мира. Вселенную. Подобное деяние подвластно только тем, кто заслужил. Кто же эти избранники?

Художники?

Читатели Книги.

Праведники, разгадывающие Ее тайны.

Этим праведникам Книга открывает свои секреты. Обладая секретами, человек может приблизиться к Богу и немного «стать как Бог».

Что создал Господь?

Вселенную и человека. Отсюда произошли истории, описывающие в старых текстах праведников, которые создавали свои «вселенные» и своих человеков-големов. Но так как полное знание заповедано смертному, его творения всегда ущербны: например, человек-голем слишком мал или, наоборот, огромен, не имеет души и слушается своего повелителя, знающего магическое сочетание букв.

А вселенная – миниатюрна и помещается на столе.

Или в нарисованном окне.

Экспозиция в галерее Уффици начинается тремя масштабными алтарными картинами, написанными на один и тот же сюжет: Мадонна с младенцем, восседающая на троне.

На полотне «Мадонна Оньисанти» Джотто ди Бондоне трон Богородицы изображен как готическое сооружение, фрагмент церковной архитектуры. Гравитация в пространстве картины земная. Трон прочно стоит на тверди, представляет собой законченный весомый объект, «вещь в себе». Ангелы, окружающие Марию с младенцем Иисусом, не касаются трона, так как последний не нуждается в поддержке.

В картине «Мадонна Ручеллаи» Дуччо ди Буонинсеньи трон представляет собой драгоценной работы кресло, водруженное на пьедестал. «Объект» не обладает объемом и весом. Пребывает в космической невесомости. Шесть ангелов поддерживают трон, чтобы зафиксировать, удержать в картинном пространстве. Чтобы дать зрителю возможность лицезреть изображение.

У Джованни Чимабуэ в произведении «Мадонна с ангелами» Дева Мария восседает на вершине многоэтажной пирамиды.