— Идёмте, Сашхен. Вы продрогли, — услышал я голос Алекса, и только тогда ко мне вернулись мысли, чувства и осознание себя.

— У него были вертикальные зрачки, — сказал я, не двигаясь с места. — И хвост.

Алекс пожал плечами.

— Шел по лесу крестьянин. Самый обычный крестьянин: две руки, две ноги, две головы… И хвост.

— Кто это был? И что здесь делал? А самое главное: откуда ВЫ знали, что оно здесь появится?

— Отвечу, — кивнул мой спутник. Короткие и чёрные, волосы на его голове лежали плотно, завиток к завитку. — На все вопросы отвечу. Но — в тепле. А то отморозите себе нос.

Выбросив окурок, он пропустил меня вперёд, и мы пошли назад в дом.

Устроившись вновь на кухне, он плеснул водки в две рюмки. Но взглянув в моё лицо, неудержимо расхохотался.

— Что смешного-то? — я начал закипать.

— У вас, милостивый государь, такое лицо… Словно вы увидели собственную бабушку, в чёрном плаще и с косой наперевес, — он пододвинул одну из рюмок мне. — Не берите в голову, мон шер. И прошу меня простить. Возможно, для первого знакомства это было слишком. Пейте, — он взглядом указал на рюмку. — Это примирит вас с действительностью.

Я взял рюмку, понюхал, ощутив чистый спиртовой запах без своеобычной примеси сивухи, но пить не стал, а пристально посмотрел на Алекса.

— И всё-таки: что это было?

— А ты как думаешь?

Этот переход на «ты» внезапно ослабил во мне какую-то пружину, которая оставалась сжатой с самого времени нашего знакомства прошлой ночью.

— Инопланетянин?

Он опять расхохотался, и махнул рукой, словно я сморозил что-то очень смешное.

— Мы не «люди в чёрном».

— Морок? Фантом?

— Посмотрел бы ты, как этот «морок» вырывает трахею одним укусом, — мой благодетель продолжал веселиться, словно попал на увлекательный аттракцион.

В детстве у меня в шкафу жили барабашки. Я их никогда не видел, но каждую ночь, ровно через пять минут после выключения света, дверь шкафа со скрипом отворялась, и я слышал топоток крошечных ножек.

Разбегаясь по комнате, они лезли во всё, до чего могли дотянуться: шуршали в ящике с игрушками, тоненько тренькали струнами гитары, щелкали выключателем ночника… А иногда они забирались на кровать и смотрели на меня.

Этот их взгляд леденил, приковывал к подушке, не давая вздохнуть, пошевелиться, закричать… Всё, что я мог из себя выдавить — это беззвучный задушенный хрип.

Никому я не рассказывал об этих своих постояльцах, ни друзьям, ни отцу. Бывший партийный работник, инженер, он поднял бы меня на смех. Друзей же, которым можно было бы поведать детские тайны, у меня не было…

Потом, уехав, я начисто забыл и о барабашках, и о том чувстве бессилия и безысходности, которое они вызывали.

В тот же миг, когда желтоглазое существо посмотрело на меня — всё вернулось.

— Значит, это тварь с изнанки нашего мира? — сказал я со всем недоверием, на которое был способен. — Если отбросить всё невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно не было, и будет правдой — верно?

— Мы зовём их потусторонниками, — совершенно серьёзно кивнул Алекс. Ни высмеивать, ни опровергать мои выводы он не стал. — Имя им — легион. Некоторые вполне безобидны, другим лучше не попадаться на пути, третьи же… М-да.

И он налил еще водки. Только себе — потому что моя рюмка так и стояла, наполненная до краёв. Испытывая дикое возбуждение, ни в каких дополнительных стимулах я попросту не нуждался.

— Мы курили, чтобы оно нас не почувствовало?

— Напротив. Чтобы предупредить о том, что мы там.

— Но зачем?

— Чтобы он нас не убил.

— Но если он был так опасен, зачем мы туда пошли?

— Слушай, я же извинился. Думал, у тебя нервы покрепче будут.

— Да причём тут нервы? Просто… Я в эту победень не верю. Уж извините…

— Ну так для этого я тебе и показал, — Алекс теперь говорил со мной ласково, как с младенцем. — Понятно, что боевой офицер — он выделил эти слова — обязан не верить ни в Бога, ни в чёрта, ни в Красную армию. Но своим-то глазам…

— Ладно, — я взял рюмку и одним глотком выпил. — Убедили. Пока… Но у меня ещё один вопрос.

— Валяй.

— Что такое «акварельки» и «масло»?

— В свой черёд узнаешь, — отмахнулся Алекс и спрыгнул с высокого табурета. — Однако светает. Скоро девочки придут… — сграбастав брезентовый мешок с патронами и направляясь с ним к выходу из кухни, он остановился в дверях и оглядел барную стойку. — Приберись тут, — посоветовал шеф. И себя в порядок приведи… Рабочий день грядёт.

Вопрос, хочу ли я здесь работать, больше как-то не возникал.