Дальше я опишу отдельно похождения в интернате и похождения на улице, которые проходили параллельно, дополняя и обогащая друг друга.

Наш ералаш

Если вспомнить сейчас наши шалости в интернате, то их можно было считать безобидным озорством, по сравнению с тем, что порой там происходило. Надо понимать, что в интернате находился специфический контингент учащихся, которые иногда разбойничали, обворовывали подвалы и даже квартиры, грабили и избивали учеников близлежащей городской школы, дрались между собой или кого-то били. Имея дело с такими нарушителями, возможно, поэтому на мои шалости не так сильно реагировали, но и не оставляли их без внимания. Самым главным в таких шалостях для меня было не попасться в руки жертвам розыгрыша или свести все к несчастному стечению обстоятельств. Именно о десятой доле таких счастливых случаев мне хочется рассказать. А о том, за что понес наказание, мне вспоминать не хочется. Сразу хочу сообщить, что все наши шутки против взрослых или старших учеников были возмездием за их плохое поведение, направленное против нас. Всю нашу подобную деятельность можно было считать тогда ералашем для взрослых.

В младших классах мы много экспериментировали с резиновыми изделиями. Например, если вылить ведро воды с третьего этажа школы на ученика или учителя, то вода долетала до них в виде капель. А если в воздушный шарик налить два литра воды, хорошо прицелиться и бросить это на голову или под ноги прохожему, то эффект будет гораздо интересней. В соску, которая тогда продавалась, можно было набрать до ведра воды, и она не лопалась. Если в такую соску набрать полведра воды, привязать ее за два конца над дверью, а в дверь вбить острый гвоздь, то при открывании двери соска прокалывалась, она лопалась и вся вода оказывалась на голове входящего, будь то учитель или ученик. Однажды мы проверили это на дежурных по нашему классу, которые, как обычно, приходили первыми и должны были готовить все к уроку.

В нашей столовой была длинная комната-умывальник, где полагалось мыть руки перед едой. Первые от входа краны были предназначены для старшеклассников, а дальние – для всякой мелюзги вроде нас. На самый дальний кран я надел соску, привязал ее и включил воду малой струйкой. Зашли старшеклассники, стали мыть руки, а соска все наполняется. Вдруг она срывается, как ракета, начинает летать по комнате и поливать всех водой. От ведра воды, что помещалось в соску, никто сухим не ушел.

Поставить учителю поломанный стул было обычным нашим развлечением. Учителя знали эти шутки и перед тем, как сесть, всегда проверяли стул на устойчивость. Обычно мы расшатывали передние ножки у стула, но это легко обнаруживалось и тогда учитель или не садился на него, или просил принести ему надежный стул. Географию у нас преподавала очень высокая женщина по кличке Каланча. Когда она садилась за учительский стол, то выставляла ноги так далеко вперед, что доставала ноги учеников, сидящих за первой партой. С ее стороны это было очень непредусмотрительно и опасно. Мы решили научить ее сидеть правильно. Для этого мои помощники расшатали задние ножки, которые переходили в спинку стула. Учительский стол у нас был легкий, фанерный, обтянутый дерматином. На стол учительнице мы поставили чернильницу, наполненную до краев очень густыми чернилами. Обычно учителям ставили почти прозрачные чернила, чтобы потом можно было легко исправить плохую оценку в журнале. Каланча зашла в класс, проверила передние ножки стула. Они были надежно вклеены и стул не вызвал у нее подозрений. Она, как обычно, села, выставила вперед ноги, заполнила журнал, вызвала ученика, развалилась на стуле и облокотилась на спинку. Немного поёрзала. Спинка стула отвалилась, задние ножки подкосились, Каланча стала падать назад и схватилась за стол. Легкий стол падает на нее, а сверху еще полетели журнал и полная чернильница. Просто несчастное стечение обстоятельств. С тех пор она всегда сидела очень ровно, поджав ноги под стул.

Еще одним любимым нашим развлечением было подложить на стул учителю кнопку. Но это было так очевидно, что уже после первого в жизни укола не работало: учитель начинал с этого проверку своего рабочего места. Меня, разумеется, это не устраивало. Я всегда искал оригинальные решения поставленных задач. У нас была преподавательница по кличке Бульба, полная женщина с внушительным размером пятой точки. Если кто-то отвечал возле доски, она не отрывала своего заднего места от стула, поворачивалась и учила его, не вставая со своего места. При этом, если кто-то крутился за партой, то она всем делала замечания. Я захотел отучить ее крутиться и заставить сидеть, как положено учителю. Обивка наших стульев была тканевая, на вате. Визуально определив размеры ее тела ниже спины и проведя точные расчеты, я установил кнопку под обивку и вату по центру, ближе к спинке. Расчет мой заключался в следующем. Если она будет сидеть на стуле ровно и не крутиться, то кнопка не уколет ее в одно место. А если повернется и сядет поперек стула, то одна половинка ее седалища окажется на кнопке. Бульба вошла в класс, проверила стул на прочность, на отсутствие острых предметов, села ровно и начала урок. Все правильно. Вот она вызвала ученика к доске, а потом развернулась. Вдруг она вскрикнула, вскочила и стала пристально смотреть на класс. По довольной морде ученика она хотела определить, чья это была шутка. Я в этот момент со щенячьим видом смотрел в окно. Потом она ощупала центр стула, ничего не нашла, села ровно и продолжила урок. Опять вызвала ученика, заговорилась, успокоилась и опять развернулась. Второй раз подпрыгнула и отскочила от стула. Второй раз «наступила на грабли». О том, что происходит, знали только мы двое. Я думал, что взорвусь от смеха и залез под парту искать ручку. Вылез оттуда с невинной и сочувствующей физиономией. Бульба не садилась уже до конца урока, а потом я кнопку загнул.

Кому-то умному пришла в голову мысль устроить выставку поделок из пластилина учеников младших классов. Выставку растащили, и вся школа на всех уроках кидалась и плевалась через трубочки пластилином. Всем учителям было приказано отнимать пластилин и отдавать завучу. У нас был преподаватель пения по кличке Соловей. Здоровый дядька, который руководил школьным хором. Как-то он отнял у меня пластилин и дал подзатыльник. Я сделал из пластилина большой вареник, наполнил его чернилами, прикрепил ножки, ручки и стал крутиться возле Соловья. Он отобрал у меня этот вареник, и через мгновение я услышал как что-то чвакнуло. Вижу, стоит Соловей, расставил ноги, а с его руки и с его светлого джемпера капают на пол чернила. Потом я клялся ему, что отнял этот вареник у какого-то малого. Но он надавал-таки мне по шее. За это я подговорил наш класс на репетиции хора не петь, а только открывать рот. С его музыкальным слухом он понимает, что чего-то не хватает, а подойдет к нам ближе – все поют.

Генеральную репетицию хора с построением проводили в спортзале. Первый ряд хора стоял на полу, второй – на стульях, третий – на столе, а четвертый – на спортивной скамейке, поставленной на стол. Столы эти были непрочные, фанерные. Я поправил скамейку так, что одна ее ножка стояла на ножке стола, а вторая на фанере. С большой вероятностью эта ножка под нагрузкой должна продавить фанеру, и скамейка наклонится вперед. Хор построили, нас высоких и здоровых поставили на скамейку. Начали распевку. Ничего не происходит. Я стал раскачиваться, приседать и вдруг услыхал долгожданный треск. Скамейка наклоняется вперед, верхний ряд падает на впереди стоящий, и так далее, как в домино. На полу оказался весь хор. Кто смеется, кто стонет. Соловей стоит испуганный, понимая, что несет ответственность за невинно пострадавших в канун важного городского выступления. Я ожидал падения и успел спрыгнуть назад, оббежал всех, упал на пол и стонал больше других. Травмированным выражали сочувствие, и всем было уже не до песен. Генеральная репетиция была сорвана.

Как-то я меня выгнали из класса и я прогуливал урок в туалете. Приходит туда еще один прогульщик и сообщает, что его выгнал с урока сам директор. Я сообщил ему, что, если захочу, то смогу выгнать из класса самого директора. Поспорили. Тогда я беру кусочек шнурка от ботинка, делаю из него фитиль, поджигаю и вставляю в замочную скважину класса, где директор проводит урок. Сами уходим в противоположный конец школы и через окно коридора наблюдаем за происходящим. Известно, что ничто не вызывает у людей такую панику в помещении, как запах тлеющей ткани. Смотрим, вышел директор в коридор, принюхался, а потом зашел обратно в класс. В это время он был занят поиском тлеющего окурка в карманах и партах всех учеников. Потом ушел и вернулся с кочегаром. Очевидно, думал, что горят батареи центрального отопления. Кочегар ушел, так как батареи еле грели. Наблюдаем дальше. Видим, что открыли дверь, окна и стали проветривать помещение. На этом сорванный урок и был окончен. Спор был выигран. Этому безмозглому прогульщику трюк так понравился, что он повторил его с другим учителем, но был пойман и наказан уже за два случая.

Уроков труда у нас всегда шло два подряд. По какой-то причине учитель труда в наказание решил оставить нас без перемены. А сам в это время задумал демонстративно попить чаю. Поставил чайник на электроплитку и отлучился в подсобку, возможно, за бутербродом. Я отключил плитку, на открытую спираль положил гайку, опять поставил чайник и подключил плитку. От этого действия чайник оказался под напряжением. Чайник закипел, и мы позвали учителя. Он взялся за ручку, и его хорошо ударило током. Чайник полетел в одну сторону, учитель в другую, а плитка с гайкой на спирали полетела в третью. Виновных, разумеется, не было. Мы потом объяснили ему, что это была Божья кара за нарушение нашего священного права на перемену.