Меня передергивает, я еще сильнее упираюсь в плечи парня, но Саймон гораздо сильнее.

Он обхватывает меня за плечи, прижав руки к телу, запрокидывает голову и впивается в шею поцелуем. Этот поцелуй тоже мокрый и липкий, меня от него воротит, и когда распахивается дверь, я облегченно выдыхаю.

Но ненадолго, потому что в дверях стоит Топольский.

— Я предупреждал, что у меня в доме по углам не трахаются, — говорит он холодным тоном, и я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза.

Глава 14

Маша

Саймон нехотя отпускает меня, и я инстинктивно отдергиваю руки. Этот жест не ускользает от Топольского, он выжидательно смотрит на не скрывающего недовольство парня.

Хорошо, у Саймона хватает мозгов не перечить хозяину вечеринки. Но он делает попытку взять меня за руку и потянуть за собой, приходится предусмотрительно спрятать обе руки за спину.

Щеки горят от смущения, смешанного со злостью. Зачем Саймон так меня подставил? Он лучше меня знает правила, я же не просто гостья, которая приехала на вечеринку.

Никто не станет разбираться, как Саймон попал в комнату, выделенную для прислуги. И никто не поверит, что я ему отказала. А то, что наш наниматель застал меня в рабочее время в объятиях парня, вряд ли добавит мне баллов.

На лице Никиты слишком хорошо читается все, что он обо мне думает. И я почти не сомневаюсь, что как только за Саймоном закроется дверь, я услышу от сводного брата, что отработка мне не засчитана.

Ну и возможно он проедется по мне. Это я точно переживу.

Но Никита провожает Саймона взглядом, дожидается, пока тот переступит порог, и выходит следом, плотно закрыв за собой дверь.

Молча. Не глядя.

Остаюсь одна в комнате, ощущения будто меня с головой сунули в мусорный бак. Без конца прокручиваю в голове недавнюю сцену — ну почему Никита не вошел раньше, может, он услышал бы, как я называю Саймона другом?

Другом и не более.

Дохожу до точки кипения и иду к двери. Спущусь в холл, посмотрю, где Оливка. Вдруг ей тоже надоело? Тогда можно будет вместе вернуться в комнату и запереть дверь.

Прохожу по коридору мимо комнаты Лии. Не знаю, мне чудится, или это я наяву слышу сдавленные рыдания?

Внизу обнаруживаю, что веселье в самом разгаре. Нахожу Оливку глазами, она раскрасневшаяся танцует в компании своих друзей. Мало похоже, что подружка падает с ног от усталости. А я сама не решусь лечь и закрыться в комнате.

Боюсь уснуть и не услышать, когда Оливка вернется.

Меня замечают, в руку откуда-то сбоку всовывают бокал с рубиновой жидкостью. Не отказываюсь, наоборот, беру с благодарностью. Теперь можно таскаться с бокалом и не привлекать внимание тусовки.

Пробираюсь через холл на террасу. Меня окутывает вечернее тепло и тонкий, почти прозрачный аромат цветущих кустарников.

Здесь почти пусто. Одна парочка сидит на перилах, оживленно болтая. И Никита, сидящий на диване и уставившийся в экран телефона.

Он не говорил, что сюда заходить нельзя, поэтому прохожу к самому дальнему диванчику. Здесь декоративная деревянная опора в виде колонны, за ней Топольский меня не увидит. Он и сейчас меня не видит, не сводит глаз с экрана. Привычно хмурый и сердитый.

Зато мне его видно, пускай и в профиль.

Прячусь за колонной и достаю телефон. Захожу в мессенджер — Демон в сети.

«Привет! Занят?»

Просмотрено. Ответа нет.

«Эй, Демон, ты здесь?»

Та же история.

Когда вижу «Демон пишет...», меня начинает потряхивать. И не зря.

«Давай не сейчас. Настроение дерьмо».

Несколько раз перечитываю. Он никогда не отказывался от общения со мной, ни разу.

«Что случилось? У тебя проблемы?»

«Можно и так сказать».

«Надо же, у меня тоже».

«Может, наши проблемы одинаковые?»

«Одинаковые вряд ли. Похожие возможно».

«Дерьмово похожие? Пусть будет так».

«Ты влюбился?»

Сама не знаю, зачем спросила. И Демон тоже не знает.

«Почему ты так решила?»

«Интуиция».

«Не обижайся, Ромашка. Хуевая у тебя интуиция».

«Ты материшься. Значит злишься».

«Наверное».

Набираюсь смелости, пишу и быстро отправляю, чтобы сообщение ушло, пока я не передумала.

«Давай встретимся офлайн? Пожалуйста...».

Пауза. Долгая, очень долгая. Наконец ответ:

«Отстойная идея, Ромашка».