— Ты развесил мою одежду? — Спрашиваю я с любопытством. — Или это была горничная?

Теперь настала очередь Лиама немного смутиться.

— Я, — говорит он наконец. — Прости, если это было навязчиво. Я позаботился об этом, пока ты была в ванной, а я ждал прихода Найла. У меня есть горничные. — Объясняет он, обходя бар и направляясь на кухню, открывая шкафчик, тянясь за бокалом. — Но они приходят несколько раз в неделю убираться. Я готовлю сам или делаю заказ на дом. Мне не нравится, когда вокруг много людей. — Он наполняет стакан льдом и водой из холодильника и толкает его через стойку ко мне. — В моей семье была прислуга, и я знаю, что у других, как у Виктора, есть домашняя прислуга, и они не могут представить жизнь без нее. Но мне нравится мой покой.

Я слабо улыбаюсь ему, беря воду.

— Просто раньше, когда я увидела одежду, я подумала, что не могу представить, что рядом горничные, которые все делают за меня. — Я делаю глоток воды, наблюдая за тем, как он движется по кухне, гибкий и мускулистый, как пантера. — Я рада, что это сделал именно ты, — добавляю я, и он замолкает, поворачиваясь ко мне.

Его взгляд находит мой, и я снова чувствую этот жар, согревающий комнату, пока мой пульс не подскакивает к горлу, а во рту внезапно не пересыхает, несмотря на воду.

— Я?

— Ммм. — Я киваю. — Ты, а не какой-то незнакомец.

— Ты не чувствуешь, что я чужой? — В его глазах мелькает что-то похожее на надежду, и он кладет руки на прилавок.

— Ну…нет. — Я делаю еще глоток воды, с любопытством глядя на него. — Мы провели немного времени вместе в России. Не так много, но мы разговаривали. Я почувствовала, что между нами наверняка есть какая-то связь. А потом ты пришел за мной… — Я прикусываю нижнюю губу, отводя взгляд. Я чувствую, как он напрягается в тот момент, когда я упоминаю об этом, и у меня немного сводит живот, меня переполняет тревога.

Я знаю, он хочет, чтобы между нами что-то было. Я чувствую это, и я не верю, что кто-то проехал бы полмира, чтобы спасти меня из чистой доброй воли. Но то, что сделал Александр, создало огромное минное поле. При одном упоминании об этом его лицо наполняется чувством вины, а я переполняюсь глубокой тревогой, от которой мурашки бегут по коже, когда я вспоминаю, что произошло.

Александр травмировал нас обоих, и я знаю, что должна ненавидеть его за это. Я знаю, Лиам думает, что я должна. И я не знаю, как мы когда-нибудь справимся с этим, и хочу ли я этого вообще.

— Что ты хочешь на ужин? — Спрашивает Лиам, меняя тему. — Я могу приготовить или заказать, если ты хочешь что-то конкретное… что? — Он замолкает, моргая от внезапного замешательства на моем лице. — Я знаю, ты, должно быть, голодна.

— Нет, я имею в виду, да, это так, дело не в этом. Просто мне уже давно не приходилось решать, что есть. — Мои руки сжимают стакан. — Нет с тех пор, как меня привезли в Россию с Лукой и Софией.

Челюсть Лиама напрягается.

— Он не позволял тебе выбирать, что есть? — Ему не нужно говорить, о ком он говорит, мы оба знаем. Лиам фыркает, качая головой. — Не знаю, почему я удивлен. В конце концов, он держал тебя как домашнее животное… почему бы не выбирать тебе еду за тебя.

— Он заставлял меня есть, стоя на коленях на полу, когда злился на меня. Иветт подала ему идею начать. — Я выпаливаю это, сама того не желая, сожалея об этом в тот момент, когда слова срываются с языка, и я вижу, как Лиам бледнеет, красные пятна гнева выступают на его скулах. Я распознаю этот румянец на его лице как признак того, что он разозлен, и, хотя я знаю, что гнев направлен не на меня, мне все равно хочется отпрянуть назад, подальше от его ярости.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной. — Голос Лиама похож на низкое рычание. — Он заставлял тебя есть с пола? Как собаку.

— Я имею в виду, еда была на тарелке, но…

— Это звучит ничуть не лучше.

— Я… — Я открываю рот и снова закрываю его. Я не знаю, как я могла бы объяснить Лиаму все противоречивые чувства, которые вызывало во мне обращение Александра со мной, когда он был зол, особенно это. Как я ненавидела это, чувствовала себя униженной, и как я хотела делать все это одновременно, просто чтобы доставить ему удовольствие. Чтобы я могла испытывать удовлетворение от осознания того, что сделала своего мастера счастливым. — Я знаю, это звучит странно.

— Это звучит чертовски оскорбительно. — Голос Лиама становится хриплым, его акцент больше похож на акцент Найла, грубоватый по краям. У меня мурашки бегут по спине, хотя он сердит, а не возбужден. — Я не понимаю, как ты могла думать, что любишь его, Ана после того, как он так поступил с тобой…

— Я знаю, что для тебя это не имеет смысла. — Я опускаю взгляд на стойку, чувствуя, как мое сердце бешено колотится в груди. — Я не знаю, как объяснить это так, чтобы это имело смысл. Прости, Лиам, если всего этого для тебя слишком много, я могу пойти…