– Так это возле НИИ птицеводства, – кивнул Петя. – На выезде из города, километрах в десяти по ростовской трассе. Я слышал об этой эйхорнии от наших, но сам еще не видел, хотя надо бы, конечно, съездить на экскурсию…

– Спасибо тебе, Пирепончик! – поблагодарила я, вставая. – Я рада, что в тебе не ошиблась.

Продолжая мило улыбаться, Петя смущенно потупил голубые глазки.

Итак, искомая птицефабрика на самом деле оказалась никакой не фабрикой, бери выше – настоящим Институтом птицеводства. Правда, у них там был опытный цех, и пруд тоже имелся – симпатичное такое озерцо, густо заросшее мясистыми зелеными листьями.

– Эйхорния! – победно воскликнула я, разглядев экзотического вида растительность в окошко автомобиля.

– Чего ругаешься? – характерно отреагировал на незнакомое слово Вадик, обернувшись ко мне с переднего сиденья.

– Саша, останови, пожалуйста, машину! – не ответив стажеру, попросила я водителя.

Вокруг простиралась абсолютно безлюдная местность: ни тебе гуляющих, ни рыбаков с удочками… Впрочем, откуда они тут возьмутся, одернула я себя, степь да степь кругом, до города километров десять, общественный транспорт сюда не ходит, сотрудники НИИ, наверное, приезжают на работу на личных авто. Да еще у них небось тут есть вахтенный автобус…

– Хорошая водичка, – сообщил Вадик, пробившийся к пруду черед камышовые заросли. – Просто удивительно! Такая чистая! Лучше, чем в бассейне! Может, искупаемся?

– Не сейчас, – ответила я, оглядываясь. – Не время. Первым делом, первым делом – самолеты, в смысле, птички.

Стажер безропотно повернул назад.

– Вадик, возьми камеру и пройди во-он туда, – я показала на недалекий бетонный забор. – Начни снимать этот курятник, а я подойду через минуту. Саша, подвези его!

Машина с оператором скрылась за поворотом, я посмотрела на часы – минут через пять слух о нашем прибытии достигнет ушей местного начальства, придется демонстрировать служебные удостоверения и убеждать руководство НИИ в социальной необходимости съемок. Так, пока суд да дело, быстренько сориентируемся…

Я рысцой пробежалась вокруг пруда, внимательно осматривая подступы к воде – и впрямь чистой, даже прозрачной. По поверхности вблизи берега прошла легкая рябь, я вгляделась в хрустальные глубины и увидела стайку каких-то маленьких серебристых рыбешек. Интересно, что это за живность? Венечка как-то рассказывал мне, что в водах так называемой Теплой Кубани – то есть в старом русле реки, куда сливает горячую воду городская ТЭЦ, живут и размножаются аквариумные рыбки. Вроде кто-то как-то их туда запустил, а рыбкам и понравилось. Венька на полном серьезе уверял меня, что, вооружившись удочкой, за пару дней рыбной ловли на Теплой Кубани начинающий аквариумист может совершенно бесплатно собрать себе неплохую коллекцию. Так, может быть, и вблизи экзотической эйхорнии поселились какие-нибудь редкие виды жаберных – или как там по-научному называют рыб? Не знаю, я не ихтиолог. В нашем доме в рыбе кое-что понимает только кот, да и тот специалист исключительно по всяческой мелочи, вот обычный толстолобик чуть крупнее бультерьера уже не в его компетенции…

В укромном месте под навесом ивовых ветвей обнаружился удобный спуск к воде – лишенный растительности глинистый участок примерно двухметровой ширины. В верхней его части сохранился отпечаток автомобильного протектора, здесь явно недавно стояла какая-то машина. Судя по размеру колес, машина была легковая, а больше ничего сказать не могу, следопыт из меня такой же, как ихтиолог, – неважный. К воде прибывшие на авто граждане, судя по отпечаткам обутых ног, топали пешком, но, опять же, сколько их было, этих самых ног и владеющих ими граждан, – один бог знает. А по траве, кажется, что-то тащили, вон как она примята, кое-где даже выворочена с корнем!

Я наклонилась, присматриваясь, и тут увидела в слегка подсохшей глинистой ямке совершенно удивительный след, больше всего напоминающий смазанный отпечаток небольшого ласта!

Может быть, это какой-то подросток плавал в пруду с соответствующим снаряжением?

– Наверное, так, – вслух решила я. – Потому что иначе остается предположить существование в наших широтах собственного лох-несского чудища! Для комплекта к эйхорнии, экзотика к экзотике!

Тряхнув головой, я бодро зашагала к бетонному забору, огораживающему территорию НИИ, но не успела подойти к гостеприимно открытым воротам, как увидела выезжающую из-за поворота машину. Вадик приветственно помахал мне ручкой в окошко.

– У них тут сегодня выходной, – сообщил он, подкатив поближе. – Начальства никого нет, и вообще из людей всего одна птичница на весь коровник…

– А сами-то коровы, то есть куры, здесь? Или у них тоже выходной? – спросила я, придерживая дверцу, чтобы оператору с камерой было удобнее вылезать. – Надеюсь, хотя бы птичек ты мне снял?

– Вот так ты их называешь? Птичек? – как-то неуверенно повторил Вадик. – Птичек-то я снял… Но…

– Ну и хорошо, – оборвала я. – Мне-то нужен в основном пруд, так что ты походи тут с камерой, поснимай, да еще, если сможешь, сорви для меня пучок вот той зеленой бяки. Только свежий пучок, красивый, как рыночный укропчик. Он мне нужен в качестве букета.

Вадик вытянул шею и с сомнением посмотрел на обширную плантацию эйхорнии:

– Придется ноги замочить!

– Ну и замочи, – сказала я и осеклась.

Мокрым носкам трамвайного жмурика, похоже, нашлось объяснение!

Пока Вадик с треском ворочался в камышах, как то самое лох-несское чудище, а водитель Саша привычно дремал в откинутом кресле, я сидела на берегу, неотрывно глядя на озерную гладь и усердно размышляя. Итак, как это могло быть? Владимир Усов мог приехать к озеру, чтобы полюбоваться на свою драгоценную эйхорнию. Или, может, ее удобрить пора было, нитрофосом каким-нибудь полить, прополоть или там окучить… Неважно, в общем, приехал он к озеру…