— Ну, для начала мы можем поговорить о наших делах не на улице, — язвительно говорит Левин, и глаза мужчины расширяются, когда он начинает смеяться.

— Конечно, конечно. — Он открывает дверь пошире, чтобы мы могли войти, и я вижу, как его взгляд с интересом останавливается на мне, когда мы заходим внутрь. Это любопытный взгляд, но не развратный, и это заставляет меня немного расслабиться.

Интерьер здания странный. Оно обшарпанное, не похоже на дом, но в то же время создается ощущение, что это именно дом: вещи разбросаны повсюду, а воздух наполнен запахом еды и специй. Я не могу понять, живет ли этот человек здесь на самом деле или нет, и ничто, пока он ведет нас по затемненному, обшитому деревянными панелями коридору, не дает мне никаких подсказок.

Мы останавливаемся у облупившейся двери, и он возится с ручкой, открывая ее и пропуская нас внутрь.

Внутри темно, и моим глазам требуется мгновение, чтобы привыкнуть. В комнате сильно пахнет сигаретным дымом и теми же кулинарными специями, что и снаружи. Она очень маленькая, едва хватает места для письменного стола, который стоит вертикально у одной стены, с потертым стулом за ним и еще тремя, разбросанными перед ним.

— Садитесь, садитесь, — говорит мужчина, махая рукой на стулья, и я тут же сажусь, желая снять давление со своей лодыжки. Левин, похоже, предпочитает стоять, шагнув ближе к моему креслу, но оставаясь на ногах.

— Что тебе нужно, Волков? — Спрашивает мужчина, глядя на него, пока он тянется к паре очков на столе. — Чем я могу тебе помочь?

— Ты все еще занимаетесь идентификацией? — Левин задает вопрос прямо, без всяких предисловий, и мужчина усмехается.

— Я вижу, ты все еще человек, который сразу переходит к делу. — Он опускается в кресло за своим столом, рассеянно перетасовывая какие-то бумаги, как будто это скорее для того, чтобы чем-то занять руки, чем потому, что ему действительно нужно на них смотреть. — Да, за определенную плату. Правда, расценки со старых времен выросли. Жить здесь дорого. И защита тоже стоит дорого.

— Я понимаю. — Левин холодно смотрит на него. — Сейчас у меня есть наличные, но, если их не хватит, я работаю на человека по имени Виктор Андреев. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

Мужчина прищурился.

— Я слышал его. Не в хорошем смысле. Он все еще торгует девушками?

Левин качает головой.

— Уже нет. Сейчас у него другой бизнес. Некоторые из девушек присоединились. Но он больше не покупает и не продает.

Мужчина кивает, издавая низкое хмыканье под нос.

— Что ж, это хорошо, это хорошо. Так тебе нужны документы? Паспорта для тебя и девушки, я полагаю? — Он кивает мне, и у меня возникает внезапное желание поглубже опуститься в кресло.

— Да, — резко отвечает Левин. — И мне нужно организовать частный рейс из Рио для нас двоих с пилотом, которому можно доверять и нельзя купить. Он делает ударение на слове "доверять", и я чувствую, как холодная дрожь пробегает по позвоночнику при мысли о том, что мне снова придется сесть в самолет. Когда-то идея полететь куда-то была захватывающей, но теперь я думаю, что буду в полном порядке, если мне больше никогда не придется подниматься на борт самолета. Мысль о том, чтобы сесть в самолет, которым управляет частный пилот, которому заплатили за то, чтобы он доставил нас в Бостон, еще больше пугает. В конце концов, именно так мы поступили в первый раз, и это закончилось тем, что мы чуть не погибли, застряв на необитаемом пляже.

— Сынок, всех можно купить. Если бы нет, мы бы не смогли их купить, — сухо говорит мужчина, и Левин усмехается.

— Человека, которого нельзя купить, если ему заплатил кто-то другой, — уточняет он. — Тот, кто сдержит свое слово. Таких должно остаться немного, по крайней мере.

— Ты удивишься, — мрачно говорит мужчина, снова перебирая свои бумаги. — Но я могу найти кого-нибудь. Половина оплаты вперед.

Он называет цифру, и я вижу, как дергается лицо Левина, но он роется в кармане.

— Ты поднял цены, — спокойно говорит он. — Я бы сказал, чуть больше, чем требует инфляция. Я дам тебе семьдесят пять процентов от этой цифры. Половину вперед, остальное наличными, когда мы придем за документами. Не больше.

Глаза мужчины сузились.

— Я слышал, ты больше не работаешь на Синдикат, — говорит он с ноткой подозрительности в голосе. — А значит, тебе не стоит употреблять эти слова, Волков. Волк не будет охотиться за тобой, если ты не будешь охотиться за ним.

— В нем все еще есть преданность, — холодно говорит Левин, его лицо ожесточается. — Хочешь сыграть в азартную игру, смогу ли я еще привлечь Владимира на свою сторону? Если ты прав, я уйду отсюда, и ты не получишь своих денег. Если нет, то ты знаешь, что он делает с теми, кто ему перечит. Ты готов так рисковать?

Я застыла на месте, наблюдая за обменом мнениями между двумя мужчинами, обменом, который я не совсем понимаю, но могу уловить суть. Я чувствую напряжение, кипящее в воздухе, возможность опасности, и я наблюдаю за Левином, ожидая момента, когда он даст мне понять, что пора уходить.

— Восемьдесят процентов от названной цены, — наконец говорит мужчина. — Соглашайся или нет, Волков, но ты знаешь, что лучшей работы тебе не найти. Половина сейчас, половина потом.

У Левина сжимается челюсть, и я понимаю, что он хочет схватить этого человека и трясти его до тех пор, пока мы не заплатим не больше половины стоимости, вероятно. Его кулак сжимается, когда он сжимает в ладони пачку наличных, но через несколько долгих, мучительных секунд он наконец кивает и начинает отсчитывать купюры.