— Ах ты, чёрт Алешка окаянный,

в чужом доме холёный, званный

сидишь на пиру,

прохлаждаешься.

А супруга твоя убивается,

ждёт мужа домой скорее,

час от часу стареет!

Как услышал богатырь

слова такие,

вставал со стола:

— Плохие,

ой да поганы мы, братцы,

пора нам домой сбираться!

— Домой так домой.

Чё расселись? —

богатыри оделись,

обулись попроще, походно.

И взглядом уже не голодным

московские земли окинули

да к Киеву-граду двинули.

А кота с собою прибрали,

пригодится ещё голодранец

с нечистью всякой бороться.

Добрыня же пусть остаётся.

Ну и Пленкович Чурило остался,

за ним бегать никто не собирался.

Ай да шесть богатырей,

ай да шесть ратных витязей

через луга, поля,

леса перешагивают,

через реки буйные

перескакивают,

озёра глубокие

промеж ног пускают.

В общем, от края до края

Россию-мать обошли,

на родную заставу пришли.

А на заставушке богатырской

Василий Буслаев с дружиной

границы свято оберегают,

щи да кашу перловую варят.

Вот тебе и ужин,

в пору не в пору, а нужен.

— Вы столовайтесь, вечеряйте,

а я поскачу к Настасье! —

сказал Попович, откланялся,

на кашу всё же позарился,

и прямоезжей поехал дорожкой.

Вот к жене он стучится в окошко,

та выходит, супруги целуются

(раззявила рот вся улица)

и в покои идут брачеваться.

Ну и нам пора собираться

да по домам расходиться.

Пусть мирно живёт столица,

ведь пока Кремль стоит,

мы дома,

а в нем сидит

сто пятидесятый Вова.

Ой Русь царская да столичная,

и кого б ты ни боялась —

безразлично нам!

Я выхожу на сцену

и начинаю рассказывать

сказку про бабу Ягу.

А там сидят гусельники

развесёлые, песни поют.

Моё внимание

переключается на гусельников

и на себя любимую. Я говорю:

— Ай вы, гусельники развесёлые,

слушайте сказы печальные,

сказы веские,

о том как ни жена, ни невестка я,

а бедняжка

и мухи садовой не забидела,

человека не убила, не обидела,

тихо, мирно жила,

никого не трогала,

ходила лишь огородами,

ни с кем никогда не ругалась,

в руки врагам не давалась,

имя своё не позорила

и соседей не бранила, не корила.

Но почему-то муж меня бросил,

а любовник характер не сносил,

убежала от меня даже собака,

и с царём не нуждалась я в драке,

он сам со мною подрался,

как залез, так и не сдался.

Вот сижу брюхатая, маюсь,

жду царевича и улыбаюсь.

А вы, гусельники, мимо ходите!

Проклятая я, аль не видите?

Гусельники плюют на пол

и уходят, освобождая сцену.

Я, оставшись наедине со зрителями,

вещую:

— Сказка сказке рознь,

а эта берёт начало

из другой, читай о том

«Как богатыри на Москву ходили»

сначала.

Было дело, закинул

Илья Муромец бабу Ягу на Луну,

так она там и лежит ни гу-гу.

Ан нет, зашевелилась,

собрала косточки, разговорилась

матершиной да проклятиями

в сторону богатырей и Настасии.

Но как бы бабушка ни плевалась,

над ней пространство

само насмехалось:

одиноко вокруг и пусто,

ни волчьей ягоды, ни капусты,

ни избушки на курьих ножках.

Села бабка: «Хочу морошки!»

Но ни морошки, ни лебеды,

ни ягеля,

ни куриной тебе слепоты.

Стало бабе Яге тоскливо,

окинула взглядом блудливым

она пространство Луны: