Туловище начало подниматься. Напряжение под черепом усилилось, и я оттолкнулся ногами от земли, пуская изо рта пузыри.

Перелом палача – вот как это называлось. Слова зачем-то всплыли в моей голове, и мысли затянули безрадостные картинки висельников, чьи бездыханные тела уныло раскачивались на ветках деревьев.

Под весом тела петля затягивалась, буквально разрывая связки шейных позвонков, что в большинстве случаев приводило почти к мгновенной смерти.

Неужели такая участь меня ждет? Или, что хуже, я буду вынужден медленно погибать от недостатка воздуха?

В глотке снова захрипело.

Я пытался вырваться из пут, царапал и тянул, однако все усилия были тщетны. Сердце в груди колотилось, разум сжался до единственной маленькой точки. Мысли лихорадочно метались в голове, и я даже не заметил, как обломались до крови ногти.

Удавка поднималась медленно, с насмешкой, будто нападавший хотел поиздеваться напоследок.

Мышцы в ногах взвыли. Все тело теперь балансировало на больших пальцах, едва удерживаясь от падения. А петля плыла и плыла, беззвучно и неумолимо приближая меня к потере сознания.

Я сунул руку в карман, скользкими пальцами нащупал изогнутую рукоять раскладного ножика и из последних сил полоснул им над головой.

Нечто наверху взвизгнуло. Не по-человечески взвизгнуло, скорее как здоровая кошка, которой наступили в темноте на хвост, и яростный вопль этот врезался в уши как пара раскаленных гвоздей, слышимый даже сквозь пульсирующую от пережатой артерии кровь.

Хватка на моем горле ослабла.

Я свалился обратно, шлепнулся на живот и закашлялся. Горло словно опухло от гематомы, и едва удалось вдохнуть, от чего легкие обожгло огнем.

— Кха-кха!..

Кашель стиснул грудь. Недавно съеденная колбаса одним мерзким клубком вывалилась наружу, и я на дрожащих конечностях пополз прочь, к фонарю, стискивая благословенный нож.

Лицо и руки измазались в глине. Фонарь еще лежал в трех шагах, освещая пенополиуретановые трубы, и сквозь бурые круги я схватил его, перевалился на спину и направил вверх.

Луч фонаря выхватил на ночном небе низкий толстый силуэт, но тот тут же скрылся, стоило мне приглядеться.

— Ч-что за…

Кашель продолжал наступать, и меня снова вырвало.

Все тело тряслось, и едва получилось взгромоздиться на ноги, пошатываясь от гипоксии.

Я выбросил фонарь, схватил в свободную руку выроненную арматуру и бросился к лестнице. Не знаю, чем я руководствовался в тот момент. Близость смерти заставила организм работать как никогда, и энергия хлестала через край. Страх застлала всепожирающая ярость, и я за несколько секунд взметнулся вверх, вооруженный ножом и куском тяжелого металла.

Должно быть, со стороны я выглядел смехотворно. Дрожащий грязный котенок в собственной блевоте, ощерившийся на пустоту тем, что нашлось под рукой.

Я огляделся, вжав голову в плечи, ожидая удара с любой стороны.

Где-то в стороне загавкала псина. Кажется, кто-то проходил мимо, и я на негнущихся ногах выбежал с участка, чтобы позвать на помощь.

Что это была за тварь? Лишь долю секунды она попала под яркий свет, и даже этого хватило, чтобы различить в незнакомце кого-то… что-то нечеловеческое. Толстое, приземистое тельце в огромных черных буграх и с зеленоватой склизкой кожей. А еще глаза…

Ни один человек не мог похвастаться круглыми абсолютно красными глазами, что светились в темноте.

В памяти всплыли детские страшилки, и я мотнул головой.

Нет, всего лишь галлюцинации от удушения, ничего больше.

Я выбежал обратно к тропинке, готовый ткнуть арматурой в любую приблизившуюся чертовщину, однако по пути никто меня не встретил. А собака, здоровая черная сволочь с длинными висячими ушами, лишь воззрилась из-за дерева как на умалишенного и побежала дальше по своим делам, махнув на прощание обрубленным хвостом.

Я откашлялся в рукав. Спрятал нож в карман, не отпуская из рук, и быстрым шагом направился обратно к вагончику, нервно оглядываясь на затихший снова темный участок.

— Кха-кха!..

Оградка привычно затрещала. Я накинул обратно крючок и перевязал ее для надежности торчащей из пластикового полотнища проволокой.

— Ты чего тут расшумелся?

Подавив едва не вырвавшийся наружу истеричный крик, я резко обернулся и налетел на вышедшего из тени дерева напарника.

— Тише, тише! — Борисыч поднял руки, заметив у меня кусок арматуры. — С кем воюешь, малой? Я же говорил тебе не шастать в одиночестве. Если снова эти приперлись, надо было меня разбудить.