— Если бы прыгунки не помогали врагам, то эти укрепления вообще никогда не были бы построены, — заметил Гарбискул.

— По доброй воле мы никогда не стали бы помогать людям! — воскликнул Балил.

— Возможно, им пообещали хорошо заплатить, — невесело усмехнулся Гарбискул.

— А, может, люди взяли заложников?

Комета поспешила успокоить спорщиков:

— Перестаньте! Балил, когда мы поравняемся с повозками фавнов, ты спрыгнешь с телеги и смешаешься с другими прыгунками. Ты должен связаться с Ворболами и с другими племенами прыгунков. Предупреди их о нашем скором появлении. Я не могу заставить жителей Дубовых Взгорий сражаться с людьми — это дело их совести и чести — но пусть они хотя бы им не помогают и не слишком торопятся строить укрепления.

— Будет сделано, Леди Комета! — пообещал Балил. — Я употреблю все свое красноречие и весь свой поэтический дар, чтобы убедить своих сородичей. Как ты сказала? «Это дело их совести и чести»? Замечательные слова! Не возражаешь, если я использую их в своей речи? Со ссылкой на первоисточник, разумеется…

— Делай и говори все, что хочешь, — оборвала его Комета. — У тебя в запасе целый день и вечер. Успеешь обойти все племена?

— Обскачу за несколько часов! У меня уже сложилось первое четверостишие будущей поэмы:

Дело нашей совести и чести

От врагов отчизну отстоять.

На людей навалимся все вместе,

Будем их до Побережья гнать!

Ну как, Леди Комета, тебе нравится?

— Для начала неплохо. Но не забудь, что я посылаю тебя не стихи сочинять и не песни петь. Твоя миссия сложна и серьезна. Сосредоточься на ней!

Когда телега с разведчиками проезжала возле повозки, нагруженной фашинами — толстыми вязанками хвороста — и на несколько мгновений стала невидима для людей-надсмотрщиков, Балил соскочил на землю и скрылся в толпе прыгунков, разгружавших строительный материал. Вскоре даже Комета не смогла разглядеть его среди соплеменников.

— Ох, не верю я этому болтуну, — покачал головой Гарбискул.

— Если мы не будем доверять друг другу, то люди перебьют нас поодиночке.

Озерник промолчал.

Чем глубже в Дубовые Взгорья въезжала телега, тем больше людей и нелюдей оказывалось вокруг. Комета старалась запомнить все: и расположение изрытых норами прыгунков холмов, и большие срубы, выстроенные фавнами вдоль дороги, и дома немногочисленных здесь кентавров, и, главное, палаточные лагеря человеческих отрядов.

Прыгункам повезло больше, чем остальным жителям Дубовых Взгорий — на их города-норы люди не претендовали. А вот большую часть домов сейчас занимали офицеры и командиры человеческой армии. Хозяева домов были вынуждены ютиться в хозяйственных пристройках и работать прислугой в родных жилищах.

Сразу было видно, что захватчики чувствуют себя в Дубовых Взгорьях, как дома, а нелюдей и даже местных людей воспринимают как слуг и рабов. Не только офицеры, но даже солдаты ходили по захваченной территории гордо и нагло, тогда как исконные жители этих мест робко уступали им дорогу.

Вскоре телега с Кометой и Гарбискулом уперлась в перегородивший дорогу шлагбаум, сделанный из цельного обструганного бревна с нанесенными свежей красной краской полосами. Возле шлагбаума стояли шесть солдат с оружием. Но стоило только телеге остановиться, из ближайшего дома вышел офицер в сопровождении двух человек в гражданской одежде: нотариуса и писца.

Офицер сразу заглянул в повозку, а нотариус обратился к Гарбискулу:

— Милостью его величества короля Нарданала и его сиятельства графа Картеньянского тебе дозволяется обменять либо продать плоды трудов твоих в пределах сего поселения, именуемого Дубовыми Взгорьями, после своевременной уплаты всех соответствующих и положенных при данном виде деятельности налогов и сборов, установленных и зафиксированных в имеющихся постановлениях.

Гарбискул открыл рот. Простой озерник не понял и половины произнесенных слов. Комета сразу сообразила, к чему идет дело, но по «легенде» ей полагалось молчать и играть роль недалекой деревенской девушки.

Видимо, офицер лучше разбирался в психологии жителей Холмогорья, еще не усвоивших основные положения человеческих «законов». Быстро осмотрев содержимое кузова телеги (а это были корзины с яблоками), он сказал:

— Выгружайте половину своего груза, и можете продать все остальное.

— Половину?! — возмутился Гарбискул, совершенно забыв, что он не торговец, а разведчик.

Комета незаметно для людей ткнула его пальцем в поясницу. Озерник издал булькающий звук и замолчал.

Нотариус безо всякого выражения произнес:

— В случае неповиновения указам и распоряжениям его величества короля Нарданала и его сиятельства графа Картеньянского виновный в вышеуказанном преступлении подлежит справедливому, беспристрастному суду и неотвратимому, заслуженному наказанию, определяемому соответствующей статьей законодательных актов.

То ли вразумление Кометы сыграло свою роль, то ли озерник уловил смысл последней фразы, выделив из нее ключевые слова: «неповиновение-преступление-наказание», но он постарался изобразить полное раскаяние и послушание: