Эти вопросы "почему" лежат в основе наших величайших открытий: Почему эта звезда всегда находится в одном и том же месте каждую весну? Так родилась астрономия как область знаний. Почему у меня начинается диарея, когда я пью молоко? Этот вопрос, вероятно, не давал Луи Пастеру спать по ночам, что привело к открытию пастеризации. Почему у меня волосы встают дыбом, когда я шаркаю босыми ногами по ковру? Теперь мы понимаем, что это результат явления, известного как "электричество". Почему существует так много различных видов растений и животных? У Чарльза Дарвина был хороший ответ на этот вопрос (эволюция). Все, что мы приводим в качестве примера нашей интеллектуальной исключительности и что отличает наше поведение от поведения других видов, имеет глубочайшие корни в этом единственном навыке. Из всего, что попадает под блестящий зонтик человеческого интеллекта, наше понимание причин и следствий - это источник, из которого проистекает все остальное.

Все это замечательные подвиги, и действительно, как только началась эта "почему специализация", наша история стала пестрить грандиозными достижениями в науке, искусстве и всем, что между ними. Но тогда мы должны спросить: почему так долго не начиналось? Почему мы потратили 200 000 лет на то, чтобы не делать этого?

Ответ довольно прост. Несмотря на то, что подсказывает нам интуиция, быть специалистом по "почему" - не такое уж большое дело. Мы можем чувствовать себя важными, но это чувство - человеческая предвзятость. С точки зрения эволюции, ничего особенного в этом нет. Действительно, все животные, включая наших, долгое время прекрасно обходились без вопросов "почему". Пришло время переосмыслить его относительную важность. Хотя она принесла неоспоримую пользу, как, например, пастеризованное молоко, она также является наиболее вероятной причиной нашего грядущего вымирания. Но прежде чем мы пойдем по этому темному пути, давайте сначала разберемся, чем специалист по "почему" отличается от других животных, воспринимающих мир.

Медведь за кустом

Прошлой осенью я вместе со своей подругой Андреа и ее собакой Люси гуляла по лесу под пологом пожелтевших кленовых листьев. Внезапно тишину леса нарушил глубокий вопль, который отозвался в земле под нашими ногами. Впереди на тропинке зашуршали листья ольхового куста. Мы застыли на месте, опасаясь, что рядом с нами притаился медведь. Я подошел к нему, чтобы проверить. Вместо медведя я обнаружил большую ветку давно умершего дерева, которая, должно быть, скатилась с холма на несколько футов, а затем уперлась в ольху, издав тот звук, который напугал всех нас троих.

С таким сценарием животные сталкиваются уже миллионы лет. Естественный отбор построен на бесчисленных итерациях, когда животные слышат внезапный звук, определяют, что он означает, и решают, как реагировать. Для хищников, таких как комодский дракон (огромная индонезийская ящерица, которая, как известно, ест людей), случайный шум в кустах может вызвать любопытство, поскольку это может быть что-то съедобное. Для хищных видов, таких как белки, внезапный шум может быть противоположным: потенциальным хищником или угрозой, которая заставит их бежать в противоположном направлении.

У животного есть только два способа интерпретировать значение внезапного шума. Первый - по ассоциации узнать, что громкий шум, доносящийся из-за куста, часто предшествует появлению живого существа. Второй - сделать вывод, что шум вызван живым существом. Звучит тонко, но именно на этом различии - между усвоенными ассоциациями и причинно-следственными выводами - заканчивается мышление нечеловеческих животных и начинается мышление специалиста по "почему".

Рассмотрим норовистого беттонга. Это причудливое сумчатое животное из Западной Австралии похоже на миниатюрного кенгуру с мордочкой мыши, толстым крысиным хвостом и телом пузатой белки. Когда-то они были одним из самых густонаселенных млекопитающих Австралии, но сейчас их осталось всего 19 000. Почти полное исчезновение беттонга было вызвано тем, что европейские поселенцы завезли сюда неместных диких животных, в том числе печально известную домашнюю кошку и рыжую лисицу. Беттонги, как вы понимаете, не испытывают особого естественного страха перед кошками или лисами. В то время как большинство кусачих сумчатых спасаются бегством, беттонги просто невозмутимо стоят рядом. Неудивительно, что это делает их легкой добычей. В недавнем эксперименте исследователи сравнили поведение беттонгов, которые уже сталкивались с кошкоподобными хищниками, с поведением тех, кто впервые увидел кошкоподобного хищника. Как и следовало ожидать, беттонги, имевшие опыт общения с кошкоподобными хищниками, убегали, тогда как беттонги, никогда не сталкивавшиеся с кошками, не видели причин для бегства. Другими словами, беттонгам необходимо было узнать, что кошки и лисы представляют угрозу. В результате природоохранные организации региона активно учат беттонгов бояться кошек и лис, чтобы потом выпустить их в дикую природу и тем самым сохранить вид от вымирания. Но это нелегко. Не имея естественного инстинктивного страха, каждый беттонг должен испытать угрозу на собственном опыте, чтобы выработать правильную наученную ассоциацию. Другими словами, самосохранению нужно учить на собственном опыте.

С другой стороны, человек может обойти этот процесс и учиться, не нуждаясь в непосредственном опыте. Благодаря тому, что люди мыслят как специалисты, у нас есть два когнитивных навыка, которых не хватает таким животным, как беттонги: воображение и понимание причинно-следственных связей. Люди способны прокручивать в голове то, что исследователи приматов Элизабетта Визальберги и Майкл Томаселло называют бесконечной "паутиной возможностей" в нашем сознании в поисках объяснения тому, что улавливают наши органы чувств. Сравнительный психолог Томас Саддендорф в своей книге The Gap: The Science of What Separates Us from Other Animals описывает этот навык воображения как "открытую способность создавать вложенные друг в друга мысленные сценарии", утверждая, что именно эта способность является фундаментальным различием между тем, как люди и животные понимают мир. В примере, который я приводил ранее, я был способен представить себе любое количество животных, которых я ранее видел во время прогулки по лесу, например дикобразов или скунсов, копошащихся за ольхой и издающих странные звуки, прежде чем сделать вывод, что это, должно быть, медведь, основываясь на том, насколько громким был звук. Но я также могу представить себе вещи, которые я никогда не испытывал, но понимаю абстрактно (например, если я читаю о чем-то в научно-фантастическом романе или фэнтези). В этом отношении это может быть что угодно, например, возможность того, что с неба упал метеорит и приземлился за кустом. Эти причудливые знания философ Рут Гарретт Милликан называет мертвыми фактами. Это факты о мире, которые животное не могло бы использовать в своей повседневной жизни. Нечеловеческие животные, по словам Милликана, "обычно не интересуются фактами, которые не имеют прямого отношения к практической деятельности. Они не представляют и не запоминают мертвые факты". Животные накапливают живые факты, имеющие отношение к их повседневной жизни: Пчелы помнят, где находится хорошее одуванчиковое поле, собаки - тропинку в лесу, ведущую к их любимому пруду, а вороны - кто из людей кормил их в парке. Но люди накапливают, кажется, бесконечное количество бесполезных (то есть мертвых) фактов: расстояние до Луны (384 400 км), истинная личность отца Люка Скайуокера (Дарт Вейдер) или в каком клипе Полы Абдул снялся Киану Ривз ("Rush Rush"). Наши головы полны мертвых фактов - как реальных, так и выдуманных. Большинство из них никогда не пригодятся нам. Но они являются жизненной силой нашей натуры специалиста, поскольку помогают нам вообразить бесконечное количество решений любых проблем, с которыми мы сталкиваемся - как хороших, так и плохих.

Второй компонент умения разбираться в причинах - это понимание причинности. Причинность - это не просто знание о наличии взаимосвязи между двумя событиями (например, всякий раз, когда моя кошка выходит из туалета, после нее остается свежая какашка), а понимание того, что одно событие является причиной другого события (например, кошка делает какашки). Это позволяет более полно понять, как устроены вещи в природе.

Давно ведутся споры о том, способно ли какое-либо другое животное к подобным причинно-следственным рассуждениям. Существует знаменитый эксперимент, призванный выявить наличие причинно-следственных умозаключений, под названием "Парадигма натягивания струны", в котором приняли участие более 160 видов животных. Вот как проходит эксперимент: Кусок пищи подвешивается на длинной нити к ветке или платформе. Чтобы поднести еду достаточно близко, чтобы съесть ее, животное должно потянуть за веревку. Мы с вами сделаем это, взявшись за веревку одной рукой, подтянув ее ближе, а затем схватив еду, когда она окажется в пределах досягаемости, другой рукой. Принцип заключается в том, что вы должны сначала закрепить веревку, прежде чем потянуться за едой. Когда Бернд Хайнрих, биолог, наиболее известный своими работами о птицах, попробовал провести этот эксперимент с воронами, они довольно быстро решили проблему. Они тянули к себе отрезок веревки, а затем наступали на него одной из лап, прежде чем потянуться вниз, чтобы взять больше. Они пришли к этому решению не методом проб и ошибок. Они задумчиво смотрели на веревку несколько секунд, а затем целенаправленно двигались, тянули и наступали, пока не получали еду. Это говорит о том, что они понимали суть проблемы и причинно-следственные связи (например, гравитация тянет вещи вниз, наступление на струну удерживает ее на месте ). Хайнрих пришел к выводу, что "видение ситуации перед выполнением поведения представляется наиболее вероятным объяснением, объясняющим результат". Другими словами, вороны сначала размышляли о сути проблемы, затем перебирали в уме несколько вариантов ее решения, а затем выполняли и достигали цели. Доказывает ли это, что вороны в меньшей степени такие же специалисты по поиску причин, как и мы? Многие исследователи считают, что да.

Однако одна исследовательская группа провела эксперимент по натяжению струны на новокаледонских воронах (которые обычно являются экспертами в этом деле), что поставило под сомнение этот вывод. Исследователи подвешивали струну через небольшое отверстие в доске, что затрудняло воронам возможность видеть, что происходит, когда они тянут за струну. Когда вороны впервые столкнулись с этой проблемой, они, как и вороны Генриха, похоже, поняли, что им нужно потянуть за веревку, чтобы добраться до еды. Но после того как они один раз потянули за веревку и не смогли увидеть, как еда приближается к ним, они перестали тянуть. Без визуальной обратной связи, когда пища приближалась к ним, они, казалось, не могли понять, что происходит. Авторы пришли к выводу, что "полученные нами результаты позволяют предположить, что натяжение струны основано на оперантном обусловливании, опосредованном перцептивно-моторным циклом обратной связи, а не на "проницательности" или каузальном знании о "связности" струны". Другими словами, у ворон не было никакого каузального понимания происходящего - все это были просто заученные ассоциации (тянуть за веревку = приближать еду), которые они не могли усвоить, потому что ничего не видели. Ученые до сих пор спорят о результатах этих 160 экспериментов с животными по натягиванию струны: одни уверены, что животные понимают причинно-следственные связи, другие - что нет, а многие убеждены, что эти эксперименты недостаточно хорошо разработаны, чтобы дать нам хоть какое-то представление о причинно-следственных связях у животных.