Шрифт:
Резкая тошнота будит меня. Распахиваю глаза, чувствуя, как по лбу скатывается холодный пот. Я не помню, что именно случилось, раз мне стало настолько плохо.
— Всё хорошо! Хорошо! — Сбоку от моей кровати включается свет, и рядом со мной садится Стан, взволнованно протирая мой лоб.
— Я… господи, меня сейчас вырвет, — выдавливаю из себя.
— Сюда.
Друг помогает мне подняться и удерживает мои волосы, как и направляет голову прямо в ведро, пока меня рвёт. Кровь и неприятная слизь натирают мою гортань. Я кашляю несколько раз. А затем падаю на кровать, тяжело дыша.
— Какая гадость, — стону я, прикрывая глаза. — Гадость.
— Ещё бы. Ты как? — Стан вытирает мой рот полотенцем и протягивает мне стакан с водой.
— Хреново. Голова болит и горло, — отвечая, привстаю на кровати и делаю пару глотков воды.
— Ты спала сутки, Русo. Честно говоря, я уже достаточно напуган. Почему тебя сейчас рвало? — мрачно спрашивает Стан.
— Кошмар, — шепчу я и ставлю бокал на тумбочку.
— Кошмар? У нас не бывает кошмаров.
— У вас нет, у меня да. Мой первый кошмар. Я держала в руках глаз папы и съела его. Это и вызвало тошноту. Что за чертовщина происходит, а? От меня уже несёт гнилью?
— Нет. Самое странное, что нет, ты не пахнешь, как умирающие. Ты и выглядишь нормально. Моя жена, когда заболела начала резко худеть. Она быстро превратилась в скелет, иссохла вся и жутко воняла. Поверь мне, эту вонь я бы ни с чем не спутал.
— Значит, я гнию вкусно, — усмехаюсь я.
— Это не смешно, — остро реагирует Стан. — Это ни черта не смешно!
— Я знаю, прости. Но я же не чувствую страха, поэтому мне смешно. Прости, да, я неправильно себя веду. Значит, я долго спала?
— Сутки, Русo. Сутки. Ты заснула в машине, и я отнёс тебя в спальню. Сегодня утром я пытался тебя разбудить, ты ни на что не реагировала. Совсем ни на что, словно была в коме. Я не знаю, что делать, Русo. Может, стоит сказать отцу или Саву? Они должны знать больше нашего.
— Нет, нельзя. Это опасно, Стан. Опасно.
— Опасно ничего не предпринимать и делать вид, что всё в порядке, — рявкает на меня друг, подскакивая с кровати. Он злобно хватает ведро с моей рвотой и скрывается в ванной, продолжая бурчать себе под нос.
А что я могу сделать? Я не изучала этот вопрос. Я даже не знала, что больна, и у меня нет никаких сил больше. Я сама узнала об этом недавно. Я потеряла возможность физической силы, быстрого передвижения, ментальной связи, считывания эмоций, идеального и точного зрения и слуха.
— Хм, странно, — шепчу, ощупывая языком свои зубы.
— Что странно? — хмуро спрашивает Стан, выглядывая из ванной.
— У меня нет клыков, — отвечаю я.
— Что? — выкрикнув, он сразу появляется передо мной в спальне. Стан хватает ладонями моё лицо и открывает мой рот насильно, нажимая на мои зубы пальцами.
— Выдвини их. Обрати себя, — требует он.
Я мычу, потому что так отвечать совсем неудобно. Стан закатывает глаза и отпускает меня.
— Не могу. Я не обращаюсь. Обычно мы ведь обращаемся по своему желанию или по голоду, если учуем рядом кровь. Но я не питаюсь человеческой кровью и не реагирую на это. У меня нет клыков. Может быть, я стала человеком и обращаюсь в него? — У меня на лице появляется улыбка.
— Дура, — Стан даёт мне подзатыльник, явно не поддержав мою шутку. — Хватит вести себя так, словно это не страшно.
— Но мне не страшно.
— Мне, чёрт возьми, страшно! — в сердцах выкрикивает он. — Мне страшно, Русo! Мне! Ты не можешь быть человеком! Это просто невозможно! Ты рождена от двух чистейших родов! Чистейших!
— Но наши родоначальники тоже когда-то были людьми. Выходит, что моя кровь не такая уж и чистая. А также есть вероятность того, что я обращаюсь в человека, — спокойно отвечаю.
— Нет такой вероятности. Ты другая, Русo. Ты просто другая, поэтому твоё гниение проходит… хм, по-королевски.
— Ты серьёзно? — прыскаю от смеха.
— А как ещё можно объяснить всё это дерьмо? У тебя нет клыков, ногтей, ты не обращаешься. У тебя чёртовы кошмары. Тебя рвёт от крови, от нашего главного питания, и ты ничего не чувствуешь. Ты явно гниёшь, но вони нет. Ты явно умираешь, но как раковый больной. У тебя королевский рак чего-то там.
— Ты же медицинский заканчивал, работал в больнице по двадцать лет, Стан, хирургом, потом медбратом, затем патологоанатом, а далее педиатром. И ты называешь болезнь раком чего-то там? — смеюсь я.