— Цел родимый… — слышу я наконец довольный голос Клима.

Мы вглядываемся в огромную темную массу. Я еще никогда не видел мертвых медведей. Клим достал из кармана бутылку, вытащил бумажную затычку и, выпив из горлышка, протянул Сашке. Тот изрядно отхлебнул и отдал мне. Я подержал теплую бутылку в руках и передал Биндо.

— Брезгуешь? — спросил Клим.

— Пейте, — сказал я.

Сашка с опаской нагнулся над медведем.

— Хлопнули черта косолапого… — сказал он. И вдруг отскочил в сторону: — Братцы, а у медведя-то копыта?!

Биндо хмыкнул.

— Как же нам его лучше взять-то? — сказал Клим.

— Вот так медведь! — сказал Сашка.

Клим и Биндо встали впереди, а мы сзади. Под тушу были подложены две толстые лесины. По команде Клима мы подняли тушу. Подошвы вдавливались в пружинистую землю, нас качало из стороны в сторону. Шуруп пыхтел рядом и чертыхался. Мелькнул тусклый свет. Это машина. Тяжело дыша, мы опустили тушу на землю. Шуруп прислонился к освещенной подфарником сосне и руки опустил.

— Помру, — сказал он. — Давай лекарство, Прокопыч!

На березовых лесинах лежал огромный бородатый зверь. Это был лось. Глаза прикрыты большими седоватыми ресницами, морда оскалена. Одно плечо потемнело от крови. В бороде застряли сучки и желтые сосновые иголки.

— Медведь с копытами, — сказал я.

— В долгу не останусь… — буркнул Клим.

— Медведь или лось, какая разница? — подал голос Биндо.

Мы с трудом своротили убитого лося в кузов. Когда я закрывал борт, лосиное копыто гулко ударилось в доску.

Клим вытащил из карманов одну начатую бутылку и вторую полную и огурцы. Все это разложил на капоте.

— Дело сделано, — сказал он, наливая полный стакан, который захватил с собой. Выпил, крякнул, отер рот рукавом и протянул стакан мне.

— За рулем не пью, — сказал я и забрался в кабину.

— В лесу милиции нет, — ухмыльнулся Клим, с хрустом откусывая пол-огурца.

Включив фары и открыв дверцу, я стал осторожно подавать машину назад. Шуруп командовал, в какую сторону крутить руль. И все-таки я зацепил бортом за толстый ствол. Посыпалась содранная кора. Кажется, одна доска треснула.

По старому следу я выбрался на проселочную дорогу. На кустах блестела роса. Деревья шумели, кругом мрак. В такое время только и обделывать темные дела…

— Давай на шоссе, — сказал Клим.

Я молча взглянул на него и тронул машину.

Вырвавшись на шоссе, я дал полный газ. Свет фар выхватывал у ночи изрядный кусок серого асфальта, придорожные кусты, стены и темные крыши домов. Ни встречных машин, ни огней. Иногда в желтом свете начинал клубиться туман. Это в низинах, с полей и перелесков на шоссе выползали бело-серые хлопья. Не снижая скорости, я врывался в туман, словно в дождевое облако, и, протаранив, вылетал на пригорок.

Мое плечо упиралось в плечо Клима. Шурупа прижали к дверце. А там, в кузове, вместе с мертвым лосем трясется Биндо. Куда же они хотят сбыть эту тушу? Возле моей щеки тлеет огонек. Это Клим сосет свою вонючую самокрутку. После этой канители с лосем Клим как-то обмяк и опьянел. Обычно молчаливый, он вдруг разговорился.

— Мало осталось лосей-то, — рассказывал он. — Прошлой зимой я четырех уложил… В нашем деле главное — это концы в воду. Не то в два счета погоришь. А эту матку я еще третьего дня заприметил. Недавно отелилась.

— А как же лосенок? — спросил я.

— Матку-то я свалил с первого выстрела. Ну, а он подбежал, тыкается мордой в вымя, тут я выхожу…

— Убил? — спросил я.

— Куды ж он без матки-то? Сосунок. Прирезал я его…

Я отодвинулся к самой дверце. Но его плечо по-прежнему толкалось в мое. Мне хотелось вырвать из его бородатого рта эту вонючую цигарку и выбросить вон. Клим рассказал, что лося он сдаст одному дружку из леспромхоза. Он в столовой заведующим работает. Ему положено принимать от охотников лосятину. Платят с пуда. Оформляют все это дело на чужую фамилию. А деньги выкладывают на кон наличными. Клим уже не одного лося ему сплавил. Ну, понятно, дружку тоже требуется подкинуть…

— Сколько до райцентра? — спросил я.

— Верст восемь, — ответил Клим.

Впереди мелькнул знак: «Внимание, дорожные работы!» Асфальт разрыт. На обочине чернеют дорожные машины. Блеснул сталью желтый каток. Я притормозил. Шуруп, который, как мне казалось, дремал, вдруг спросил:

— Как же это ты, Клим Прокопыч, а? Лосенка ножиком?!

— Богу на него молиться, что ли? — ответил Клим.

Показались постройки. Райцентр. Когда мы въехали в небольшой городок, Клим негромко сказал: