Иные историки выдают прием еврейских беженцев из Польши в СССР за акт величайшей гуманности – мол, если Великобритания и США к этому времени приняли примерно по 50 тысяч евреев, то советская сторона приняла в несколько раз больше. Верно, приняла, да так, что чуть не задушила в объятиях. По большому счету судьба беглецов от нацизма была советскому руководству глубоко безразлична. «Еврейских рабочих, интеллигентов, ремесленников, бегущих от фашистского варварства, вы равнодушно предоставили гибели, захлопнув перед ними двери нашей страны, которая на своих огромных просторах может приютить многие тысячи эмигрантов», – это я цитирую опубликованное в эмигрантской прессе в октябре 1939 года предсмертное «Открытое письмо Сталину» Федора Раскольникова, видного большевика и крупного дипломата, под угрозой ареста ставшего невозвращенцем.

…Похожих уголовных дел – о незаконном пересечении границы – я прочитал их около ста, от корки до корки. Точнее, их копии, собранные в Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне, сами дела пылятся в архивах Украины и Беларуси. С тех пор как на постсоветском пространстве открылись архивы, сотрудник музея историк Вадим Альтцкан путешествует по столицам бывших советских республик и переснимает материалы, связанные с Холокостом. Благодаря ему в тамошней библиотеке можно найти копии нескольких тысяч рассмотренных советскими судами уголовных дел, на оригиналах которых проставлены грифы «Секретно» и «Хранить вечно» [1] .

В том же музее есть отдел устной истории, и в нем – запись рассказа другой уроженки города Сосновец, Беллы Якубович. «Немцы захватили Сосновец 4 сентября; через две недели все еврейские мужчины города были интернированы. Моему отцу тогда было 39 лет. Он вернулся через неделю и не рассказывал, что там случилось, но после возвращения его каштановые волосы стали седыми». Все самое страшное было впереди, со временем сосновецких евреев отправили в Аушвиц. Белла попала в Берген-Бельзен, откуда ей посчастливилось выйти живой.

Но я не стал дальше вникать в леденящие душу подробности происшедшего в Сосновце. Меня больше интересовал другой город, тот, что упоминался в показаниях Шулимовича. Из головы никак не шла нарисованная в его показаниях картина – мост через разделявшую город реку, по одну сторону которого стоит гитлеровский солдат, по другую – красноармеец, а между ними люди, бредущие от смерти к жизни.

Название этого города сразу показалось мне смутно знакомым: Перемышль, Перемышль – ну да, была же песня, где он упоминается, народная песня. «Брала русская бригада Галицийские поля, и достались мне в награду два железных костыля. Из села мы трое вышли, трое первых на селе. И остались в Перемышле двое гнить в сырой земле…»

Железнодорожный мост через реку Сан

Песня времен Первой мировой войны, во время которой на полях Западной Галиции остались лежать больше миллиона русских солдат. Крепость в Перемышле русская армия штурмовала несколько месяцев и в итоге взяла, и на какое-то время польский город стал русским. Такого рода перемены уже случались в его долгой истории. Перемышль упоминается в «Повести временных лет» – летопись рассказывает о его захвате в X веке Владимиром Святославичем, «ходившим на ляхов». После монгольского нашествия город вошел в Польшу, потом, в конце XVIII столетия, в результате ее раздела, на полтора века стал частью империи Габсбургов. И наконец, с 1918 года – вновь в составе Польши, под именем Пшемысль.

Пропитанным кровью землям выпала передышка на два десятилетия. 1 сентября 1939 года на Польшу напали германские войска, а 7-го на Пшемысль обрушились первые бомбы. Из двух мостов, соединявших берега протекавшей через город реки Сан (притока Вислы), остался один – железнодорожный. Другой, автомобильно-пешеходный, – был взорван. Стало быть, Шулимович, как и другие беженцы, переходил реку по железнодорожному мосту. Это самый известный мост через реку Сан, он был спроектирован самим Густавом Эйфелем (его единственная работа в Польше) и построен в 1891 году.

Немцы вошли в город в ночь на 15 сентября 1939 года. А 28 сентября 1939 года ушли, оставив за собой правобережную часть под названием Засанье. Левобережная, основная, была ими передана Советскому Союзу. Как так вышло?

Дело в том, что 17 сентября 1939 года начался «Освободительный поход Красной армии» – под этим именем вошло в советскую историографию вторжение в Польшу, в результате которого половина ее территории должна была отойти к СССР. Между двумя наступающими навстречу друг другу армиями, натурально, случались недоразумения. 19 сентября в пригороде Львова произошла перестрелка между солдатами советского разведывательного батальона и полка немецкой горной дивизии – обе стороны получили приказ своего командования взять Львов. Надо было как-то решать возникшую проблему, и в Москву в тот же день прибыла из Берлина военная делегация для ведения переговоров об установлении демаркационной линии между германской и советской армиями. Договорились, что она будет проходить по рекам Нарев, Буг, Висла и ее притоку реке Сан. Поскольку последняя разделяла Пшемысль на две части, предполагался отход немецких войск на запад по сравнению с занимаемыми позициями.

27 сентября 1939 года в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп. Он попросил у Сталина «сделать уступки в районе нефтеносных районов на юге в верхнем течении реки Сан». Риббентроп ссылался на то, что Польша была «полностью разбита немецкими вооруженными силами», намекая на то, что роль Красной армии в ее разгроме была не слишком велика. Но Сталин не согласился, сказав, что эта территория уже обещана украинцам, и его «рука никогда не шевельнется потребовать от украинцев такую жертву». Долгая дискуссия вокруг Пшемысля также не привела к каким-либо результатам, и город остался разделенным на две части. Правда, в качестве компенсации Германии были предложены поставки до 500 тысяч тонн нефти в обмен на стальные трубы. Забегая вперед, скажу, поставки того и другого частично пошли по железнодорожному мосту, тому самому, в Пшемысле (Перемышле).