Шрифт:
Итак, от опыта осталось два животных, которые выдержали грозную атаку сибирской язвы и не погибли.
«Что бы мне сделать с этими двумя коровами? — задумался Пастер. Попробую-ка я им впрыснуть еще более сильную культуру сибирской язвы. У меня в Париже есть одна милая семейка бацилл, которая могла бы, пожалуй, испортить сон самому носорогу».
Он послал в Париж за своей сверхъядовитой культурой и, когда она прибыла, впрыснул ее по пять капель в плечо каждой из выздоровевших коров. Он долго ждал, но с животными ничего не случилось: не появилось даже опухоли на том месте, куда он впрыснул несколько миллионов этих смертоносных бацилл; коровы чувствовали себя великолепно.
Пастер тут же сделал один из своих быстрых выводов:
«Если корова однажды болела сибиркой и поправилась, то после этого все сибиреязвенные микробы, вместе взятые, ничего уже не могут ей сделать — она иммунизирована».
Эта мысль глубоко запала ему в душу и с тех пор не оставляла его ни на минуту; он сделался настолько рассеянным, что не слышал даже вопросов, с которыми обращалась к нему мадам Пастер, и не видел предметов, на которые смотрел.
«Как привить животному легкую форму сибирской язвы, такую легкую и безопасную форму, которая не убила бы его, но в то же время застраховала от повторного заболевания? Такой способ, несомненно, существует, и я во что бы то ни стало должен его найти».
Несколько месяцев подряд он носился с этой мыслью и неоднократно говорил Ру и Шамберлану:
– В чем же здесь загадка? Что это за тайна неповторения заразных заболеваний?
И он начинал быстро ходить по комнате, бормоча про себя:
– Иммунизировать... мы должны иммунизировать против микробов.
Между тем Пастер и его верная команда продолжали заниматься изучением больных тканей людей и животных, погибших от различных болезней. С 1878 по 1880 год их работа носила довольно неопределенный и беспорядочный характер. Но вот в один прекрасный день судьба подсунула счастливцу Пастеру под нос чудесный случай иммунизации.
В 1880 году Пастер увлекся крошечным микробом, убивающим цыплят при явлениях так называемой куриной холеры. Этот микроб был открыт доктором Перрончито и был так мал, что под самыми сильными линзами казался еле видимой дрожащей точкой. Пастер был первым охотником за микробами, которому удалось вырастить его в чистом виде на бульоне из куриного мяса. Убедившись, что эти мерцающие точки размножались в целые миллионы в течение нескольких часов, он брал одну каплю ядовитой культуры, наносил ее на крошку хлеба и давал цыпленку. Вскоре несчастное создание переставало кудахтать и принимать пищу; перья на нем поднимались дыбом, и оно превращалось в сплошной мягкий и пушистый шар; на другой день цыпленок уже еле двигался, глаза его упорно закрывались от непобедимой дремоты, которая затем быстро переходила в смерть.
Ру и Шамберлан заботливо нянчились с этим крошечным микробом. День за днем они погружали чистую платиновую иглу в бутыль с ядовитым бульоном и осторожно переносили ее в свежий бульон, не содержавший микроба. Эти бесконечные пересадки каждый раз давали все новые и новые мириады микроскопических зародышей куриной холеры. Все скамьи и полки в лаборатории были заставлены старыми культурами; некоторые из них были уже многонедельной давности.
«Нужно будет завтра все это выкинуть и навести порядок», — подумал Пастер.
Но добрый гений шепнул ему на ухо маленький совет, и он сказал Ру:
– В этой культуре, вероятно, еще живы микробы куриной холеры, хотя она, правда, уже очень стара. Попробуйте все же впрыснуть ее нескольким цыплятам.
Ру точно выполнил полученное распоряжение, и цыплята, разумеется, тотчас же заболели — сделались сонливыми и потеряли всю свою живость. Но наутро, когда Пастер пришел в лабораторию посмотреть на мертвых цыплят и положить их на препаровальный стол, он с удивлением увидел, что они вполне здоровы и веселы.
«Как странно, — подумал Пастер, — всегда эти микробы убивали двадцать цыплят из двадцати, а тут вдруг...»
Но час открытия еще не пробил; на другой день Пастер со своей семьей, а также Ру и Шамберлан разъехались на летние каникулы. Об этих птицах они совсем забыли.
По возвращении с каникул Пастер сказал однажды лабораторному служителю:
– Принеси-ка несколько здоровых цыплят и приготовь их для прививок.
– У нас имеется всего два неиспользованных цыпленка, мосье Пастер; да, кроме них, еще те два, которым вы, помните, перед отъездом впрыскивали старую культуру, и они не издохли.
Пастер недовольным тоном проворчал что-то относительно служителей, которые не заботятся о надлежащем количестве живого материала в лаборатории.
– Ну ладно, тащи там, сколько у тебя есть. Да этих двух, болевших холерой, тоже захвати.
Все четыре птицы были принесены. Один из помощников впрыснул им в грудные мышцы по нескольку капель бульона с мириадами зародышей — и новым и тем, которые болели, но поправились.
Наутро Ру и Шамберлан пришли в лабораторию, — Пастер всегда приходил часом раньше их, — и услышали голос Пастера, звавшего их из комнаты для животных, внизу, под лестницей: