Шрифт:
Мальчик оглядел храм. Всего пара окон, и то, у самого потолка. Даже если добраться до них, взрослый мужчина вылезти не сможет. И все же, можно попробовать.
– Отец, – подавляя дрожь в голосе заговорил мальчик. Мужчина резко повернулся к нему – в глазах его горело пламя, кулаки были сжаты. Кровь теперь заливала все лицо, и отец Чженя походил на демона. – Я видел, как монах крепит амулет к стене храма. Если я смогу вылезти через окно, то сорву его. Может тогда заклинание пропадет?
– Ну так не стой, – рявкнул на Чженя отец. Мальчик кивнул и побежал к одному из окон. Кто-то из деревенских мужчин молча подсадил его и, пусть не без труда, Чжень смог ухватиться за небольшой выступ. Подтянувшись на руках, мальчик быстро влез в окно. Легко спрыгнув, он немного ушиб ноги, после чего прихрамывая поскакал к выбитой двери храма. Бумажный амулет горел волшебным желтым светом. Чжень сделал шаг по направлению к нему и остановился. «А что, – вдруг пронеслось в его голове. – Если его нельзя трогать? Если меня ударит молния или земля проглотит?»
– Чего разинул пасть, – отвлек мальчика голос отца. Тот стоял прямо перед желтым пузырем и смотрел на сына исподлобья, даже не потрудившись вытереть кровь. – Давай!
– Да, отец, – Чжень кивнул и не раздумывая схватился за бумажный амулет. Ничего не произошло. Вздохнув, мальчик сорвал его со стены – амулет, кажется, держался на одной лишь медной булавке. Сразу же после этого желтый пузырь, преграждавший путь деревенским мужчинам, исчез.
– Отлично, – зарычал отец Чженя, хищно усмехаясь. – Молодец, парень. Глянь, не осталось ли у жирдяя еще оружие.
Мальчик послушно кивнул и бросился к домику Ши-Даоаня. Внутри он не обнаружил ничего, кроме расстеленной на полу циновки, котелка, маленькой каменной печки и десятка свитков на полу.
– Ничего, отец, – крикнул Чжень, и уже хотел было выйти из домика, как вдруг заметил плохо подогнанную половицу на деревянном полу. Никто из деревенских не стелил пол, никто не тратил такое драгоценное дерево на бессмысленную роскошь. Мальчик подошел поближе и осторожно вскрыл половицу. Увы, под ней ничего не было, кроме разве что пары кожаных лент и маленького ножа. Скорее всего, решил про себя Чжень, толстяк просто позабыл про него в пылу сборов. Мальчик схватил нож и бросился во внутренний двор. Мужчины уже покинули храм и быстро спускались по холму, к гати. Чженя вновь замутило от предчувствия скорой беды, но поделать с этим мальчик ничего не мог. Он бросился вниз, следом за отцом, держа маленький нож в руке. Солнце все выше вставало над обреченными крестьянами, а с севера к деревне приближалась саранча.
Мужчины и дети шли вперед, стараясь как можно быстрее преодолеть расстояние, отделявшее их от дома и от семей. С севера уже доносился раскатистый бой барабанов, от которого у Чженя все внутри словно переворачивалось. И все же, он не смел отстать от остальных и бежал рядом с отцом, прижимая к груди маленький нож. Через час или полтора, когда солнце уже было в зените, они увидели родные хибарки – и стоящего на единственной тропе к деревне толстого монаха Ши-Даоаня. Тот встретил мужчин мрачной улыбкой и холодно сказал.
– Значит, вы сделали свой выбор. Ваши жены и старики идут на юг, по моему приказу. Вы можете бежать за ними, но боюсь, что не поспеете.
– Не мели чушь, – отец Чженя взревел от злости и негодования. – Мы будем драться. Не держи нас за каких-то трусов, монах!
– Дело ваше, – пожал плечами Ши-Даоань, отчего по всему его жирному телу пошла дрожащая рябь. – Атори предсказал этот день. Берите оружие и стройтесь. Детей все же отошлите на юг, может они и смогут выжить.
– Не запугивай нас, монах, – проходя мимо Ши-Даоаня процедил отец Чженя. – Мой десятилетний сын справился с твоей грязной магией, думаешь, мы не справимся с какими-то степными чудовищами?
Ши-Даоань не ответил, лишь сузил глаза, вглядываясь в горизонт. Мужчины начали разбредаться по домам, а затем по одному возвращались к монаху, держа в руках рогатины, луки, а кто-то и настоящие цзи – копья, под обычным наконечником которых располагался еще и длинный острый крюк. Во главе деревенских мужчин стоял отец Чженя, как всегда. Старший из детей, сын охотника по имени Цзинсун, вызвался защищать малышей на пути по южной дороге. Ему выдали короткий топор, и попросили не впутываться в неприятности, после чего сразу же забыли и о нем, и о Чжене, и об остальных детях. Приближалось время резни.
– Идём, Чжень, – Цзинсун легонько толкнул мальчика, все еще завороженно смотрящего на отца. – Нам нужно поспешить.
– Я останусь, – неуверенно ответил ему Чжень, крепче прижимая к себе маленький нож.
– Не дури, – Цзинсун отвесил товарищу подзатыльник, от чего Чжень лишь заскрежетал зубами. – Ты никому не поможешь, а будешь только мешать под ногами.
– А если с отцом что-то случится?
– Тогда у твоей матери останешься ты. А если умрете вы оба, госпожа Айминь умрет сперва от горя, а потом от голода.
Чжень кивнул. Он знал, что его старший товарищ прав. Цзинсун был очень рассудительным, и все дети его уважали. Когда малыши ссорились или ругались, часто просили рассудить их спор не взрослых, у которых итак было полно дел в деревне, а сына охотника Цзинсуна. Вздохнув, Чжень пошел за ним. Небольшая колонна детей уходила от обреченной деревни, и это был последний раз, когда Чжень видел своего отца живым.
Половина последствий