– Мне приказано доставить вас в Неймеген, а оттуда вас поведут дальше.

– Куда?

Парень пожал плечами.

– Этого я пока не знаю.

– Пока?
– переспросил я.
– Значит, потом будете знать?

– Этого я тоже пока не знаю. Я буду знать, если мне поручат проводить вас дальше.

Он помолчал немного, затем деловито и коротко представился:

– Меня зовут Макс.

– Макс... А дальше?

Парень решительно рубанул рукой, словно отсекал что-то:

– Просто Макс...

Крейс проводил нас до узкой тропинки, которая выводила на неймегенскую дорогу. Он молча пожал нам руки, молча кивнул в ответ на горячую благодарность и пошел своей неторопливой походкой назад.

Молодой проводник, шагавший быстро и легко, был так же сдержан. Всматриваясь зеленоватыми глазами в дорогу, он вежливо, хотя немногословно отвечал на вопросы, если они касались окрестностей, погоды, Неймегена, но настороженно замолкал, как только мы начинали расспрашивать о нем самом или о тех, кто послал его. Когда я пытался настаивать, он вежливо, но решительно воспротивился:

– Этого я не могу сказать. Это говорить не приказано.

– Не приказано говорить или приказано не говорить?

Макс подумал, чтобы уяснить разницу, потом ответил:

– Нет, не приказано говорить.

– Значит, вы говорите только то, что приказано?

– Нет, зачем же?
– резонно возразил он.
– Я говорю многое, что вовсе не приказано говорить. Но о том, что вы спрашиваете, говорить не нужно и нельзя.

– Не доверяете? А ведь мы вам жизни свои доверили.

– Да ведь и я свою жизнь вам доверяю, - тихо отозвался Макс.
– А жизни других доверить не могу и от вас этого тоже не прошу.

Некоторое время шагали молча. Потом я спросил, как чувствует себя Хаген. Вопреки ожиданию Макс с готовностью ответил, что Хаген устроен надежно, немного побаливает, но в общем чувствует себя не плохо.

– Как он теперь? Все еще верит, что нацистов можно победить силой разума?

– Нет, этого он не говорил, - ответил парень и, помолчав немного, добавил: - Концлагерь - страшная школа, но учат там хорошо. И Хаген тоже многому научился, но, кажется, еще не всему.

И, встретив мой удивленный и выжидательный взгляд, пояснил:

– Не всему я говорю потому, что работать с нами не решается.

– С кем это с вами?

– С коммунистами.

Устругов, молча слушавший наш разговор, повернулся к голландцу.

– Ты... ты... тоже коммунист?

Признание Макса обрадовало его, точно в чужом далеком краю неожиданно встретил старого верного друга. Я понимал Георгия, потому что чувствовал то же самое. Мы уже успели убедиться, что между коммунистами разных стран существует особая внутренняя близость, подобная братской, которая заставляет их держаться плечом к плечу. Несмотря на смертельно опасный риск разоблачения, коммунисты старались искать друг друга даже в концентрационном лагере, чтобы знать, на кого положиться в трудную минуту. Обнаруживая еще одного коммуниста, радовались: рядом друг, который не выдаст и не подведет. Как на друга, смотрели мы на голландца. Георгий сграбастал его в свои тяжелые объятия и почему-то шепотом произнес:

– Это очень хорошо, что ты коммунист, очень хорошо...

Настроение наше поднялось. Мы радовались тому, что вырвались, наконец, из четырех стен пристройки во дворе Крейса. Отдохнувшие и окрепнувшие, с удовольствием шагали по лесной дороге, посматривая на еще черные деревья, притихшие в ожидании ночи. Дышали и не могли надышаться сырым, но уже теплым весенним воздухом.

Стараясь заглянуть хоть немного вперед, я спросил парня, кто же, если не он, поведет нас дальше.

– Подземка.

– Подземка? Какая подземка?

Макс обескураженно всплеснул руками, только сейчас сообразив, что проговорился. Виновато улыбнувшись, пояснил:

– Это мы так называем людей, которые занимаются переправкой беглецов из Германии, а также тех, кто скрывается от преследования.

– Ты тоже подземка?

Макс только кивнул головой и приосанился: он был еще в том возрасте, когда люди охотно гордятся собой и не скрывают этого. Он нравился нам. Я представил себе, что такие вот парни движутся от границы к границе, сопровождая беглецов, прячут их от опасности, ведут ночами, минуя немецкие посты и заставы, потому что знают местность лучше, чем захватчики.

Георгий посматривал на меня с таким видом, словно говорил: "Вот видишь, мы не одиноки, у нас и тут есть верные друзья".
– "Конечно, не одиноки", - подмигивал я ему, кивая на Макса. И оба мы верили, что где-то здесь, в голландских городах и поселках, были другие, пока неведомые нам друзья, готовые рисковать своими жизнями, чтобы сохранить наши. Разве может быть более убедительное доказательство дружбы?

В Неймеген пришли ночью. В одном из окраинных домиков нас встретил человек, по виду мелкий чиновник. Он молча пожал нам руки, затем, светя карманным фонариком под ноги, проводил к лестнице на второй этаж и по лестнице в маленькую комнату. Показав лучиком фонаря на две кровати, посоветовал сразу же ложиться спать.