— Может покажем его старой Охе? — заикнулась было Исико, — она вмиг залечит его раны. Незачем мучать ребёнка.

«И тут же доложит дядюшке Ацунаги или ещё кому, кто больше заплатит, — мелькнула злая мысль у Тэймэй. — С этим нужно что-то делать, причём без промедления».

— Спасибо, что напомнила! — с предвкушением согласилась иллюзионистка. — Зови! Но про ребёнка ни слова!

Спустя пять минут Исико вернулась вместе с лекаркой, некогда дававшей личную клятву князю Ацухиро, отцу Тэймэй за спасение собственной жизни. В детстве по наивности своей иллюзионистка думала, что клятва эта распространится и на наследницу князя, но, как потом объяснил ей Михаил, практически любую клятву, даже божественную, можно обойти, если хорошо вдуматься в формулировку.

Женщина, которой было далеко за восемьдесят лет, выглядела на один возраст с матерью Тэймэй, но иначе как старая Оха её никто не называл. Высокая, статная, с тёмной косой, обёрнутой вокруг головы, и широким как блюдце лицом она сверлила Тэймэй внимательным взглядом, заодно сканируя её лекарской магией. Поверх её одежд всегда было накинуто кимоно изумрудного цвета, подаренное ей князем за безупречную службу и бережно хранимое Охой.

Когда диагностика лекарки дошла до живота Тэймэй, у Охи округлились глаза. Иллюзионистка только этого и ждала.

— Ты предала меня, Оха! — произнёс тихий вкрадчивый голос князя Ацухиро Инари, обозначая касание катаной к плечу лекарки.

Та медленно обернулась на голос и резко побледнела. Ещё бы, нечасто в своей жизни встретишь воскресшего господина, которому давала клятву служения и семью которого предала.

— Н-н-нет! Н-н-не в-в-воз-з-зм-м-можно! В-в-вы м-м-мертвы! — лекарка заикалась с ужасом взирая на одну из самых качественных иллюзий, созданных Тэймэй. Отец получился настолько натуральным, что Исико зашаталась, из глаз её брызнули слёзы. Вдова князя прикрывала ладонью рот, разинутый в беззвучных рыданиях.

«Прости, мама, но пора кое-кому напомнить о клятвах верности!»

— Юрэй! — внезапно закричала Оха. — Спасите госпожу! Юрэй!

В хижину тут же ворвались ронины отца с мечами наголо.

— Анахо и Оке, склонитесь своему господину, которому пришлось покинуть загробный мир, дабы призвать вас к ответу за ваши деяния! Сама богиня выторговала меня у Смерти! — князь Ацухиро демонстративно провел острием меча, пуская себе кровь.

Алые капли падали на каменный пол, подтверждая реальность вернувшегося из посмертия князя.

— Служите моей дочери так же верно, как вы служили мне!

Ронины упали на колени, склоняя головы к полу с протянутыми на ладонях мечами, а Оху начала бить крупная дрожь.

— Ты, Оха, клалась мне, что будешь служить верно до самой смерти. Ни словом, ни делом не предашь меня, а если это произойдёт, то я вправе забрать жизнь, дарованную мною. — Голос князя гремел в ушах раскатами грома. — Ты недостойна более моего дара!

Кимоно стремительно меняло цвет с изумрудного на белоснежное, под стать цвету лица разоблачённой шпионки.

— Господин! — Оха прохрипела одно единственное слово и опустилась на колени, склонив голову и обнажая шею для удара.

— Ты поклянёшься жизнью любой ценой сберечь плоть от плоти моей и кровь и от крови моей! — меч оцарапал нежную кожу, пуская кровь лекарке, когда Ацухиро Инари кивнул дочери, — Тэймэй, прими кровную клятву жизни!

Иллюзионистка с достоинством подошла к отцу и, пустив кровь о лезвие его меча, смешала собственную кровь с кровью Охи.

— Клятву признаю, — просипела лекарка.

— Клятву принимаю! — подтвердила Тэймэй.

В оглушительной тишине князь Ацухиро погладил дочь по голове.

— Ты — достойная дочь рода Инари! И скоро об этом узнает вся империя.

С этими словами фигура князя рассыпалась цветами белого лотоса.

Мутная рябь иллюзии оказалась на ощупь похожа на плёнку от мыльных пузырей. Пропустив охотницу, плёнка исчезла, как не бывало. На прорыв это не походило, ведь тот держался несколько часов. Оставался вариант со стационарным порталом. Агафья рассказывала о таких. Они вели к важным объектам на изнанке, как учебные заведения, военные тренировочные лагеря или просто местности с важными ресурсами.

То, что её выкинуло в явно необитаемое место, Кирана поняла сразу. Ошибиться было сложно, под ногами хрустело крошево бетона, повсюду виднелись руины каменных зданий с обвалившимися черепичными крышами и, кажется, следы старых боев. Кроме того, в отличие от погоды вокруг Абрау, здесь была поздняя весна.

От обилия запахов спирало грудь. Вдохи давались с трудом, и охотница без раздумий скинула накидку, отороченную мехом, припрятав в кустах за громоздким камнем.

«Это ещё хорошо, что я не люблю теплые одежды, иначе здесь пришлось бы раздеваться чуть ли не до гола».