Я с трудом сглатываю, думая о том, что, как мне казалось, мне снилось до того, как я проснулась той ночью, о мягком прикосновении губ Александра к моим, и о том, что я больше не уверена, что это был сон. Я протягиваю руку, нежно касаясь своих губ, задаваясь вопросом, что бы я почувствовала, если бы он действительно поцеловал меня. Хотела бы я его больше, без порывистой жестокости наших предыдущих встреч. Если бы он сдался, вместо того чтобы бороться с этим.

— Она не спрашивала его, не думала, где и как ему удалось попасть в сад. Ей казалось таким естественным, что он должен быть там.

Александр шевелится рядом со мной, и я протягиваю руку, осторожно касаясь его лба, когда делаю паузу. Его температура немного спадает, и я чувствую проблеск надежды, что, возможно, ему становится лучше.

Я продолжаю читать вслух отрывки о встрече Козетты и Мариуса.

— Они рассказали друг другу с искренней верой в свои иллюзии обо всем, что вспомнили о любви, молодости и остатках детства, которые были у них. Эти два сердца излились друг другу. — Я делаю паузу, закусывая губу. — У меня никогда не было никого подобного, — тихо говорю я. — Ни с кем я не могла бы так разговаривать, изливаться. У меня была мама совсем недолго, и она так сильно боролась. Наша жизнь всегда была такой тяжелой. А потом у меня были только мой отец и мой брат, и мне приходилось заботиться о них обоих, а потом остался только брат, и я по-прежнему заботилась о нем. Так было всегда. Я, заботящаяся о других. Никто никогда просто так не заботился обо мне.

Бросая взгляд на Александра, который, кажется, все еще спит, я продолжаю читать.

— Силой взгляда так злоупотребляли в любовных историях, что в нее перестали верить. Сейчас мало кто осмеливается сказать, что два существа полюбили друг друга, потому что посмотрели друг на друга. И все же именно так начинается любовь, и только так.

Еще почти час я продолжаю читать, пока на меня не наваливается усталость. Я начинаю закрывать книгу, только чтобы услышать голос Александра, слабый, настолько ниоткуда, что это заставляет меня подпрыгнуть.

— Он никогда не выходил на улицу без книги подмышкой, а иногда даже с двумя. — Он слегка откашливается, его слова выстраиваются в предложение впервые с тех пор, как я нашла его. — Это заставляет меня думать о тебе.

Я смотрю на него, пораженная, и вижу, что его глаза приоткрыты, голубые и затуманенные, круги под ними темные и фиолетовые. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его лба, и нахожу его липким и вспотевшим.

— Я думаю, у тебя спадает температура. — Я сажусь, откладывая книгу в сторону. — Подожди, это из книги?

Александр слабо улыбается.

— Это произведение мое любимое. Кажется, я выучил его наизусть. — Его голос снова срывается, но он прерывисто дышит. — Страдающие из-за любви, любят еще больше. Умереть от любви — значит жить ею.

— Это звучит так, как сказал бы француз. — Я стягиваю с него несколько одеял, прикасаясь к его шее и груди. Он весь в поту, и я облегченно вздыхаю. — Температура спадает. Мне нужно сменить простыни. — Я потираю лоб тыльной стороной ладони. — Я хотела уже лечь спать, но по крайней мере, это, надеюсь, означает, что ты не умрешь.

— Умереть не страшно. Страшно не жить.

Я свирепо смотрю на него.

— Я собираюсь ударить тебя по голове этой книгой, если ты ничего не сделаешь, кроме как процитируешь ее мне сейчас. Я пытаюсь убедиться, что ты жив, хорошо?

В уголках его губ снова мелькает тень улыбки, как будто он хочет улыбнуться, но не может найти в себе сил.

— Oui, mademoiselle. (фр. Да, мисс).

Я прищуриваюсь, глядя на него.

— Я собираюсь помочь тебе встать, чтобы сменить простыни и одеяла. Просто потерпи меня, хорошо?

К тому времени, как я заканчиваю, уже далеко за час ночи. Раздевание и переделка постели с мужчиной, едва способным удерживать собственный вес, это не шутка, и тот факт, что он голый, делает это намного сложнее. Прикосновения к нему кажутся слишком интимными после того, что произошло между нами, особенно теперь, когда он полностью проснулся. Я чувствую на себе тяжесть его взгляда, реакцию его тела на мои прикосновения, и к тому времени, когда он снова устраивается поудобнее под чистыми одеялами, его бинты проверены, и мы оба готовы лечь спать, я чувствую себя как физически, так и эмоционально истощенной.

— Спокойной ночи, — шепчу я, лежа на подушках лицом к нему. Он выглядит таким же опустошенным, как и я, его глаза закрыты, длинные темные ресницы обрамляют щеки. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его пальцев, зная, что прямо сейчас он не может пошевелить руками, но, клянусь, я чувствую, как его пальцы соприкасаются с моими.

Низкий и спокойный, его голос доносится до меня сквозь залитую лунным светом темноту.

— Обещай поцеловать меня в лоб, когда я умру, я обязательно это почувствую.