— Печальная история, — усмехнулась она и покачала головой.

— Напрасно смеешься, — Женя поставила перед ней тарелку супа, — если уж говорить совсем начистоту, все было не совсем так.

— Ты о чем? — Лида покосилась на мать с удивлением.

— Когда-нибудь я расскажу тебе, но не сейчас.

— Почему? Считаешь, я не доросла до правды? По-твоему, лучше кормить меня баснями, вроде той, что я только что услышала?

— Это не басня, — спокойно проговорил Алексей, — это и есть правда. Может быть, не полная, но правда, суть, по крайней мере, именно в том и заключается.

— Заключается в чем? — Лида повернула к нему разгоряченное лицо. — Вы поссорились, и ты не появлялся больше десяти лет? Жил в каком-нибудь часе езды и ни разу не навестил меня. Не платил алименты, не присылал подарки — мать корячилась, чтобы поставить меня на ноги, вкалывала по двенадцать часов в сутки. А теперь, значит, прошло много времени? Можно объявиться и думать, что я наделаю в штаны от счастья!

— Ты бы помолчала, — неуверенно посоветовала Женя.

— Ты только что упрекала меня за то, что я молчу. И вообще, хватит! — Лида вскочила, так и не притронувшись к супу. — Я совсем забыла, меня Сашка ждет к пяти возле метро. Так что гуд бай, май френде.

— Лида, подожди, — Алексей потянулся, чтобы взять ее за руку, но она проворно отпрянула в сторону и, выбежав из кухни, громко хлопнула дверью.

Он беспомощно оглянулся на Женю. Та с невозмутимым видом переворачивала котлеты на сковородке.

— А ты хотел чего-то другого? — Она отложила нож и скрестила руки на груди. — У неё тяжелый нрав, мы часто ссоримся. А ещё она — максималистка, точь-в-точь как её отец. — Женя едва заметно улыбнулась, даже не улыбнулась, а чуть приподняла кончики губ. Тон ее стал мягче, участливее. — Пойми, Алёша, ты не можешь сейчас войти в её жизнь. Она давно смирилась с тем, что растёт без отца, ей надо долго объяснять, что к чему. Возможно, теперь я попробую сделать это, а раньше было никак нельзя. Не могла же я рассказать ей…

— Конечно, не могла, — поспешно произнес Алексей, — ты все сделала правильно, и я… я восхищаюсь тобой.

— Перестань, — Женя улыбнулась шире, — я люблю её, Лидка для меня — главное в жизни, больше ничего нет. Я… постараюсь убедить её в том, что она не права относительно тебя.

— Она права.

— Нет, — Женя покачала головой — ты ведь не подлец, Алёша, просто больной, запутавшийся человек. Хороший человек … для меня, по крайней мере… — Она замолчала и отвернулась к окну.

Повисла неловкая пауза.

— Ладно, я пойду, — Алексей встал. — прости, что потревожил.

— Ничего, — глуховатым голосом произнесла Женя, — ты… заходи как-нибудь. Только трезвый. Учти, пьяного я тебя на порог не пущу.

— Хорошо.

Она вышла вместе с ним в прихожую, постояла, дожидаясь, пока он оденется.

— Ну всё, пока. — Алексей открыл дверь.

— Подожди. — Женя быстро приблизилась, обняла его и поцеловала в щёку. — Береги себя, хоть немного. Я прошу.

Она опустила ресницы. На какое-то мгновение её лицо разгладилось, стало мягче и моложе, четче обрисовалась линия скул. Алексею показалось, что он видит перед собою прежнюю Женю, юную и обольстительную, ту, перед которой не мог устоять ни один мужчина.

В следующую секунду она овладела собой, вновь стала спокойной и холодно-сдержанной.

— Теперь иди.

Дверь захлопнулась, Алексеи остался один на лестничной площадке. Он постоял немного и стал медленно спускаться вниз.

Его не покидало странное ощущение, будто всё, что только что произошло с ним, было всего лишь сном. Во сне он видел Женю, новую, неузнаваемую, с морщинами и потускневшим взглядом, во сне спорил с ней, пытаясь доказать свою правоту и при этом чувствуя себя отчаянно виноватым, во сне разговаривал с дочерью, похожей на него как две капли воды и тем не менее совершенно чужой…

Алексей вышел из подъезда на улицу и побрел к метро. Ноги двигались с трудом, словно общение с Женей его самого превратило в старика.

Что же такое он натворил? Сломал жизнь любимой женщине, преждевременно состарил се, осиротил ребенка, самого себя обокрал, точно вор.

И Настю потерял навсегда.

Это точно замкнутый круг, из которого не выбраться. Они смотрят на него одинаково устало и безнадежно и говорят одни и те же слова: «Любимый, без тебя плохо, а с тобой невозможно».

Так стоит ли вообще небо коптить, если всем от него одни лишь страдания?

Алексей даже остановился, пораженный пришедшей в голову мыслью. Раньше он никогда не думал об этом, жил себе и жил, если становилось совсем уж невмоготу, напивался до чертей и заваливался спать.

А тут вдруг ему стало легко и даже весело: зачем мучиться, когда можно запросто прервать ставшее невыносимым существование? Пару раз плюнуть, и готов приговор самому себе за то, что так бездарно распорядился собственной судьбой.