Пару раз она высказала ему все, что думает по поводу его ошеломляющего успеха у противоположного пола. Ваня выслушал ее спокойно, небрежно улыбнулся и произнес самодовольно:

— Что ты хочешь, это у нас семейное. За матерью мужики бегают, за мной — девки.

Тогда Ася вспомнила бабушкины слова о кобеле, которые некогда ее рассердили. Выходило, что та была права: Ваня оказался совершенно ненадежным в плане верности.

Зато Асе он спуску не давал. Едва только она пробовала в отместку пококетничать с другими парнями, закатывал грандиозные скандалы, обзывая такими словами, из которых «предательница» и «дешевка» были самыми невинными и мягкими.

Она терпела, потому что все равно, несмотря ни на что, жалела Ваню и считала его достойным сочувствия и понимания. Пока однажды вечером не встретила его в обществе своей лучшей подруги Алки.

Они стояли на автобусной остановке, держались за руки и оживленно болтали. Асе показалось, что она обозналась, настолько коварным и вероломным выглядел такой поступок со стороны Вани.

Он заметил ее, но ничуть не смутился, только разжал ладонь и выпустил Алкину кисть.

Ася смотрела на него молча, ожидая хоть каких-нибудь слов оправдания и извинения. Алка виновато шмыгала носом и теребила подол своей куртки.

— Ладно, девочки, — равнодушно проговорил Ваня, — я пойду, а то отец небось заждался. Пока. — Он, не оборачиваясь, зашагал в сторону дома и скрылся в темноте.

— Ась, прости, — жалобно попросила Алка.

— Бог простит, — жестко ответила Ася и быстро побежала от остановки.

Через пять минут она уже звонила в дверь соседской квартиры. Щелкнул замок, Ваня высунул голову на лестничную площадку.

— А, ты? Пришла разбираться?

— Очень надо, — гордо проговорила Ася, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зареветь.

— А чего тогда? Я занят, отцу постель перестилаю.

Ася, не говоря ни слова, оттеснила его плечом, зашла в квартиру. В дальней крохотной комнатушке, насквозь пропахшей потом и мочой, действительно был трам-тарарам: дядя Федя полулежал в кресле и что-то мычал, белье с кровати валялось на полу скомканной кучей, рядом на столе лежали чистая простыня и наволочка.

Ася в растерянности глядела на одутловатое лицо дяди Феди, на его шевелящиеся слюнявые губы, на драный полосатый матрас, сплошь покрытый желтыми разводами.

— Что, не поверила? — хмуро и вместе с тем язвительно проговорил Ваня. — Думала, я тебе вру?

— Зачем ты с ней стоял? — спросила Ася.

— Ее спроси. — Ваня усмехнулся. — Она сама ко мне прилипла, еще в автобусе. Все на танцы звала, в клуб.

— Хорошо, — стараясь оставаться спокойной, проговорила Ася и взяла со стола простыню, — хорошо. Она прилипла, а ты? Ты что, не мог уйти? Сказать ей, что не пойдешь на танцы? — Она стала покрывать матрас, руки у нее дрожали.

— Я говорил. — Ваня взбил подушку и принялся надевать на нее наволочку.

— Держа ее за ручку?

— Слушай! — Он остановился и глянул на нее с откровенной злостью. — Мы ведь еще не муж и жена, что ты ко мне вяжешься? И так тошно, повеситься хочется, а тут еще сцены ревности. Мало я их видел у себя под боком, в собственном доме.

Ася снова почувствовала себя виноватой. И правда, чего это она! От такой жизни, как у Вани, запросто волком взвоешь. Тетя Клава снова где-то шляется, отец мычит и ходит под себя. Ну захотелось постоять с девчонкой под козырьком, ну пообжимались слегка — с кем не бывает. К ней-то, к Асе, у Вани совсем другое отношение, чем к Алке, она ему настоящий друг, единственно близкий человек.

— Ладно, — согласилась она, — забудем. Давай дождемся твою мать и сходим куда-нибудь. В кино, например.

— Я не против, — сразу же смягчился Ваня.

Однако в тот вечер тетя Клава так и не появилась. Ася просидела у Вани допоздна, а когда вернулась домой, серьезно поругалась с матерью.

— Мне не нравится эта дружба, — категорически заявила та, — от этого Вани никогда не будет толку. Ты ему абсолютно не нужна.

— Неправда, — возразила Ася, — ты просто не знаешь, я ему необходима.

— С чего ты это взяла, дурочка? — В голосе матери слышались одновременно насмешка и боль.

— Он сам так говорил.

— Глупости. Ему нужна не ты, а жилетка, в которую можно поплакаться, когда душа пожелает. Другие-то девчонки поумней будут, они с ним только на танцульки ходят да целуются под лестницей. А сидеть с его отцом, бегать для него в магазин за продуктами и часами слушать галиматью, которую он несет, — на такое лишь ты одна годишься, это верно.

У Аси упало сердце.