Шрифт:
Я писала господину Шмидту: «Меня зовут Яна, мне 39, мой немецкий плох, машины нет, водительских прав нет, на слух ваш лепет понимаю плохо, но прекрасно знаю, что такое высокие стандарты чистоты, что такое квартиры B&B и как надо заселять и выселять постояльцев».
Меня до сих пор веселит мысленная сцена, где я представляю себе господина Шмидта, читающего моё «резюме».
Господин Шмидт позвонил мне воскресным вечером, что вообще нехарактерно для жителей нашего края. Сначала я отбросила от себя телефон, как дохлую крысу, но потом сказала себе: «Соберись! Возбудила немецких работодателей своими компетенциями, теперь уважь!»
В трубке послышался голос, половина слов была понятна, половина – нет. В конце разговора был вопрос: «Яна, ты всё поняла?». «Ага, – наврала Яна, – Alles klar»*.
Сразу после разговора пришло сообщение с номером телефона и именем какой-то девушки.
Мозг сказал: «Сливаемся, ничего не klar. Ты, откровенно говоря, не поняла самого важного – зачем звонить этой девушке. Скажи ему, что очень извиняешься, но твой немецкий на слух по телефону – полный отстой, и ты им не подходишь».
Написала господину Шмидту: «Я вам уже писала, что мой немецкий плох, особенно на слух. Я плохо воспринимаю немецкую речь по телефону».
Господин Шмидт ответил: «Всё нормально. Просто приходи завтра. Мэл будет ждать тебя у входа в дом».
Похоже, я наконец нарастила вторую кожу, которая больше не позволяет раниться обо всё, что не так посмотрело, подумало или сказало. В какой-то момент я осознала, что появилась новая часть меня. И эта ипостась стала воспринимать вызовы жизни и подарки судьбы, как игру. Я подбадривала себя: «Получи эту работу! Мне нужно написать рассказ, мне нужно снять ролик для канала, мне нужны инфоповоды, новые впечатления и смыслы. И вообще пора уже испытать немецкий не в нейтральных водах!» Я прошептала девиз, который мне подарила когнитивно-поведенческая терапевт
*«Фея чистоты» – в переводе на немецкий язык «Putzfee».
*«Alles klar» – в переводе с немецкого означает «Всё ясно».
Что ты об этом думаешь?
Переезжая в новую страну, нужно быть готовым к тому, что вокруг всегда будут люди, знающие тебя до переезда и после него. Каждая из этих групп будет по-своему откликаться на перемены и новости из мест твоего обитания. Реакция на моё объявление о трудоустройстве была у всех разная.
Муж не сильно обрадовался, понимая, что теперь я буду привязана к работе и не смогу сорваться в любые выходные куда глаза глядят.
Доэмиграционные знакомые, когда слышали, что я «типа домработница», спрашивали: «И унитазы моешь? Со всеми твоими образованиями?»
Бабушка мужа восклицала: «Я так и знала, что у вас не осталось денег и приходится браться за такую работу!»
Муж ещё добавил: «Вот теперь твоя мама точно будет тобой гордиться. Сейчас ты «настоящим делом» займёшься, а не всякой непонятной писаниной и бесконечной учёбой.
Мама и правда обрадовалась. Сказала: «Это движение, смена обстановки, ну и деньги. Молодец, работай!»
Реакция подписчиков в социальных сетях и знакомых, приобретённых в эмиграции, была закономерной и звучала торжественно, как слоган из рекламы небезызвестного в Германии портала: «У неё есть работа! Sie hat den Job!». Никого не интересовал профиль, обязанности и призвание, все искренне радовались, что я наконец-то стала, по их меркам, нормальной, как все. Вот ещё бы получила водительские права! Тогда окончательно вошла бы в Братство кольца.
Самую искреннюю радость я увидела на лице моего когнитивно-поведенческой терапевта. Вот уж она точно и предположить не могла, что за восемь месяцев работы этот унылый робот-пылесос, постоянно теряющий базу и безудержно бьющийся днями напролёт об стену, что-то сможет. Нагло полагаю, что успех был закономерен. Ведь она часто говорила мне: «Яна, у вас бешеный собственный ресурс, вы знаете, как его восполнять. Да я сама уже хочу от вас восполняться, но мне нельзя по этическим соображениям! Вы всё можете. Надо просто делать маленькие шаги, двигаться и меньше думать. Вот именно в вашем случае думать вредно».
Конец ознакомительного фрагмента.