Собственно, подойдет любая из романтических легенд, что можно найти в книгах. Все они далеки от истины, и в то же время сегодняшним вечером каждая из них окажется единственно правильной. Но…

– Расскажу.

Нет ничего хуже, чем носить в себе историю, запертую за семью замками.

Наконец принесли еду, и наш разговор, к моему несказанному облегчению, прервался. Слегка поклонившись, трактирщик поставил на стол две деревянные миски и выложил пару оловянных ложек. Еще к ужину полагались две оловянные чашки с водой. Скажи мне, какая в таверне посуда, и я скажу, что это за таверна.

Какие-то из них гордятся своими столовыми приборами и иной кухонной утварью. Где-то из кожи вон лезут, чтобы все, что подается посетителю, было безупречно. Многие заведения балансируют на грани, пытаясь сэкономить на простом люде и в то же время удовлетворить запросы лучших клиентов.

Здесь было не так. Упрекнуть хозяина не в чем, однако взгляд по сторонам говорил о многом. Таверна рассчитана на обычного среднего посетителя, и не более того. Похоже, подобный подход хозяина вполне устраивал. Все прочно, основательно, продумано вплоть до барельефа Солюса. Подобная обстановка внушает клиенту доверие.

Никаких излишеств и богатых украшений я не заметил. Все как дома. А под внимательным взглядом божества особо не забалуешь.

Наше кушанье исходило ароматным паром. Мясо и специи… В похлебке плавали мелко натертая морковь и кубики картофеля.

Зачерпнув полную ложку, я подул, чтобы не обжечься, сунул ее в рот и сразу согрелся. Кабачки и сметана придавали бульону отличный вкус. Мы с Элойн ели размеренно, как делают странники и бродячие артисты, и, сосредоточившись на еде, помалкивали.

Элойн пока хлебала лишь бульон, оставляя гущу на дне, и раз за разом запивала еду чистой водой. Иногда она замирала с ложкой у рта и шевелила губами, словно раздумывая, как продолжить беседу.

Прикончив по трети миски, мы вновь вернулись к разговору.

– Почему? – наконец пробормотала моя спутница.

Всего одно слово… Я ее прекрасно понял и все же сделал нетерпеливый жест, предлагая закончить вопрос. В ожидании забросил в рот еще несколько ложек с варевом.

– Почему ты скрываешь свою подлинную историю?

Элойн покачала головой, тряхнув еще влажными волосами. Поджала губы. Впрочем, поджимай не поджимай – все равно видно, какие они сочные и полные.

– Столько разных вариантов: Ари, Ареш, Ба’шаен, Меч, Лев Амира… – Певица вздохнула, допив остатки шоколада. – Ведь все известные нам персонажи – по сути, один человек. Это ты, – прошептала она, сама не веря в то, что докопалась до истины. – Как, почему? Кто-то еще догадался?

– Как? Да вот так. Почему? Потому. Правду знают лишь несколько человек, и им известны подробности, не упомянутые в книгах.

Я съел еще немного похлебки и, последовав примеру моей спутницы, допил последние капли шоколада. Напиток обдал горло чудесной смесью сладости и горечи.

Глаза Элойн вновь загорелись:

– Умный человек потому и умен, что понимает, когда злоупотреблять своим умом не стоит.

Я загадочно улыбнулся. Никогда не следует дразнить женщину – пользы не будет. Наоборот.

– Зачем выворачивать историю наизнанку, как это делаешь ты? Одна и та же легенда в разных устах рисует тебя то негодяем, то героем. Предание пережило столько изменений, что люди уже не понимают, верить ему или нет, хотя… – Она обвела рукой зал. – Амир идет на Севинтер. Со всех концов света поступают слухи о набегах Шаен. Шаен! Сказания становятся былью, мирные хутора и деревни превращаются в покрытые снегом обледенелые пепелища – и это в разгар весны! Чему вообще можно верить?

Оттолкнув миску, я бросил на Элойн спокойный и уверенный взгляд:

– Надо верить в то, во что хочется верить. В том все и дело. Поэтому я позволяю сказанию жить своей жизнью, слегка подправляя его, когда и где мне требуется. Бывает, легенду расскажет не тот человек и не так, как нужно, и она обретает новые повороты. История живет и меняется, и каждый раз в ней возникает новая правда. Некоторые подробности неверны – что ж, просто страдает точность изложения, и только.

– Тебе не кажется, что не следует столь бесцеремонно обращаться с историей, которая дорога твоему народу? – возмущенно выгнула бровь Элойн.

– Моему народу? – повторил я, уставившись на нее немигающим взглядом.

– Посмотрись в зеркало. Впрочем, дело не только во внешности. – Элойн нахмурилась, пристально изучая мое лицо. – Достаточно услышать, как ты рассказываешь предание. Когда ты говоришь – содрогается воздух, искривляется пространство. В твоем голосе слышится настоящая магия – а это дар Рума, второго народа, что пришел в наш мир. Рума – люди, родившиеся из огня и далекого эха первых людей. Вы сидели в поисках тепла вокруг первобытных костров и, прислушиваясь к голосам далеких предков, сплетали звуки древнего мира в истории. Вы были первыми сказителями.