События того вечера она помнила так пронзительно-ясно, словно они случились вчера. Тихий уголок московского центра, наполовину оборванная афиша: "Труппа Эллы Гурдиной, только один вечер играет "Жизнь Дориана". Купила билет и весь спектакль просидела в странном оцепенении. И вдруг вместе с актерами на сцену вышла Элла. Не помня себя, она закрыла лицо руками и потеряла сознание.

– Где ты была?
– тупо твердила она, глядя на улыбающуюся Эллу.

– Долго рассказывать, в двух словах не передашь.

Так она перешла к ней в театр, и началась другая жизнь. Медленно-медленно, словно после тяжелейшей операции, она училась заново ходить, улыбаться, слушать, молчать.

– Господи, Элла, если бы я знала, где ты, я обошла бы полцарства, как в детских сказках. Ведь я тебя так любила...

Она никогда не задавала себе вопроса - любила ли ее Элла. Ей было это НЕ НУЖНО. Она считала, что в любви не может быть торгашеских лозунгов: "Ты мне, я тебе". Любить - это значит быть приобщенной к чему-то божественному и вечному. Достаточно просто знать, что тот, кого ты любишь, существует и ему хорошо, а если - плохо, то надо сделать все от тебя зависящее и даже больше, чтобы твоя любовь не страдала.

Но настоящее потрясение она испытала в Авиньоне, на Всемирном театральном фестивале, куда Элла приехала вместе со своим театром. Было лето. Нещадно палило солнце, они шли по улице. Вечером был назначен спектакль, а сейчас они просто отдыхали - выпало свободное время. Неожиданно Элла остановилась, резким движением сбросила туфли и пошла босиком по мостовой. Она смотрела как завороженная. В этом была вся Элла. Она всегда поступала так, как хотела, считаясь только с собой, своим настроением и причудами. Они медленно брели по улице. "Хочу есть, где-то здесь должна быть кафешка", - они завернули за угол. Светлая юбка Эллы взметнулась вверх, она едва успела перехватить ее руками. Вентиляторы в кафе работали на полную катушку.

– Сюда, - Элла опустилась на стул, - закажи что-нибудь посытнее, бифштекс с картошкой, пирожное, вино.

В нише, стилизованной под морской грот, на стульях, на пианино лежали музыкальные инструменты.

– Смотри, оркестр недавно играл.
– Элла закурила и тут же с отвращением бросила сигарету.
– Такая жара, даже курить не могу. Слушай, давай закажем музыку, мне что-то грустно.

– Как ты закажешь, никого нет.

– Сейчас организую. Хотя нет, устала, сходи лучше ты.

Через минуту она вернулась.

– Ничего не получится, хозяин кафе говорит, что музыканты отдыхают, они играют только вечером.

– Чепуха, сиди здесь, я сейчас приду.

Она крепко зажмурила глаза, ей было жаль Эллу, не привыкшую к отказам.

– Все в порядке, - Элла стояла над ней и улыбалась, - сейчас они грянут.

В воздухе повис неуверенный аккорд. Затем отчаянно зазвенела рвущаяся нота. Ее подхватили низкие, чувственные звуки, перемежаемые ритмичным боем ударных.

– Что это, Элла, неужели джаз?

– Да, а потом я заказала рок-н-ролл. Сейчас сюда придет профессиональный танцовщик, он работает здесь, в кафе.

– Элла, ты сошла с ума.

Но она уже не слышала ее. Потушив в пепельнице недокуренную сигарету, Элла ленивым движением приподнялась со стула и устремилась навстречу высокому улыбающемуся парню, стоявшему на краю площадки, где играл оркестр.

Можно сказать только одно - она ничего в жизни не видела раскованней, прекрасней и беспощадней, чем этот танец. Куда делась сорокалетняя женщина? Элла танцевала так, словно ей снова было пятнадцать лет. Далекий южный город у моря, танцплощадка.... С потрясающей легкостью она выделывала виртуознейшие па, отдаваясь зажигательному танцу. Вокруг собрались люди. Элла остановилась и отвесила всем шутливый поклон. Раздались аплодисменты.

– Ну как?
– она вернулась к ней.

– Элла, ты богиня!

Она снисходительно улыбнулась:

– Приходится держать форму: регулярные походы в тренажерный зал, плаванье.

Эти слова показались ей почта кощунственными.

– О чем ты, Элла! Какой тренажерный зал! Ты просто настоящий гений, гений во всем! Ты хоть сама понимаешь это?

Элла искоса взглянула на нее, усмехнулась, но ничего не ответила.

И вот сейчас, сидя в темноте, не зажигая света, она чувствовала, как по ее щекам текут слезы. Она чувствовала, как впервые за много лет что-то растопилось в ее груди, и она испытывала необъяснимое облегчение и блаженство от этого. Медленно подняла она телефонную трубку и набрала номер.

– Это я. Ты слышишь меня? Приезжай...

Глава 15

Перед Катей лежал лист - копия выписки из регистрационной книги детского дома № 680, где когда-то находился младший сын актрисы.

"...В результате тяжелого психического потрясения Дмитрий Голиченко был доставлен в больницу в бессознательном состоянии. Проведенный курс лечения дал положительные результаты. Было решено направить его в детский дом в связи со смертью матери и отсутствием ближайших родственников. Дальнейшее наблюдение со стороны врачей детского дома показало, что мальчик нуждается в более тщательном обследовании. Временами случаются тяжелые провалы в памяти, слуховые и зрительные галлюцинации. Однако, учитывая, что легкое психическое расстройство не представляет угрозы для остальных проживающих в детском доме, считается возможным оставить его в вышеупомянутом заведении".