И в то же время в стране разруха. Одеты мы в дранье, едим скудно, в основном «Пша» (пшено) и чечевица.

Но в городе — чистый воздух. Машин мало. Трамвай — бесплатный. Поэтому, в свободное время, мы с ребятами совершали иногда довольно далекие путешествия по городу. Нам это разрешали. Мы путешествовали по всему Васильевскому острову, от Невы до острова Голодай. Тогда это был совершенно голый пустырь до самого моря.

Бегали на набережную Невы, где на берегу лежал огромный белый лайнер «Народоволец».

Мы смотрели как ставились лебедки для его подъема. Самого процесса подъема мы не видели, но знаю, что операция удалась.

Трудностей жизни мы, ребята, не замечали. Это был удел родителей. Нам было весело.

В 1919 году умер отец. Некоторое время мы с матерью прожили в нашем подвале. Но, когда в этом же году закрыли (почему не знаю) школу Мая, мать устроилась воспитателем детского дома. Это устраивало ее тем, что там обеспечивали бесплатным жильем (комната) и бесплатным питанием нас обоих. Детских домов тогда было много, профессиональных воспитателей не хватало и приглашали на эти должности всех мало-мальски интеллигентных женщин.

Детский дом, куда поступила моя мать, получил в свое пользование особняк на 3-ей линии Васильевского острова. Это заметное красное кирпичное здание между Большим и Средним проспектами. Потом там после нас обосновался, если не ошибаюсь, Гидрографический институт.

А тогда это был роскошный особняк, брошенный его владельцами в дни революции в спешке, со всеми вещами. Дом долго стоял закрытым и каким-то чудом не был разграблен.

Прекрасные залы, зимний сад, кухня, полная роскошной посуды, мебель, библиотека.

Детей разместили в больших комнатах, воспитателей — в маленьких, где, по-видимому, жили гувернантки и прислуга. Мать получила такую комнату с трельяжем из карельской березы с полным набором парфюмерии и белья.

Первое, что совершила администрация детского дома — выбросила во двор дома почти всю библиотеку. Я на всю жизнь запомнил эту гору книг. Метра три в основании, метр высотой. В прекрасных переплетах, с изумительными иллюстрациями.

Мы, мальчишки, скорее, пока книги не сожгли, перерыли сколько смогли, вырывая наиболее интересные картинки. Я взял себе одну книжку целиком. Роскошно изданное «Руководство по парусному спорту», Это было описание парусных яхт, их устройства и плавания на них. Я не порвал эту книгу. Я ее подробно изучил. Яхтсменом я потом не стал, но научился читать чертежи, увлекся техникой, хорошо освоил конструкцию яхт, системы их парусных вооружений и способы управления ими. Поскольку к этому времени я уже научился кое-что мастерить, то, естественно, начал строить кораблики. Сначала самые примитивные, а потом и более сложные. Были у меня впоследствии и суденышки, плавающие с помощью винта, вращающегося от механизма будильника, были и парусники. Высшим моим достижением была яхта 60 см в длину, с пятью парусами, выполненная со всеми мелочами, вплоть до блоков на тросах. Все строго по чертежам.

Не помню каким образом, но эта моя модель потом долго стояла в витрине игрушек в Гостином Дворе на Невском проспекте.

Зимой 1921-22 годов мы с матерью снова поменяли свое место жительства. Она, по ходатайству своей старой знакомой, перешла работать воспитательницей в интернат, который помещался в здании бывшей Мариинской женской гимназии на Кирочной улице (теперь Салтыкова-Щедрина).

Новое заведение было куда более мощным. Огромное здание гимназии, рядом флигель, где проживали сотрудники. За домом огромный сад, спортплощадка, хоздвор, баня. А через дорогу, за музеем Суворова, в середине квартала — огромный огород. На нем, кроме основного интернатского участка, были небольшие грядки для служащих. И здесь интернату досталось кое-что от бывших владельцев. Так, все девочки интерната носили платья бывших воспитанниц — темно-бордовые с белыми передниками.

В интернате жили и мальчики, и девочки. Человек двести. Возраст от 4-х до 16-ти лет. В главном здании помещались и спальни, и школьные классы.

Мы с матерью получили 18-ти метровую комнату, окнами в сад. Переезжали зимой. Хорошо помню технологию этого переезда. Из-за отсутствия денег на транспорт, все наши скромные вещички перемещались по городу вручную волоком. А поскольку санок у нас тоже не было, то мать использовала в этом качестве большой поднос из-под самовара, привязав к нему веревку. Сколько рейсов сделала она через весь город? Не помню. Но так или иначе мы перебрались.

Начался новый этап моей жизни.

Я был тогда, если не ошибаюсь, в 5-ом классе. Это был период огромной мальчишеской активности. На что мы только не тратили свои силы? Зимой бегали в Таврический сад. Разбежавшись, бросались животом на санки и мчались с горок, соревнуясь, кто лучше маневрирует ногами. На замерзшем пруду катались на коньках, веревками привязанных к драным валенкам. Летом часами играли в лапту, футбол и попа-загонялу. А потом, на полдня, большой группой уходили купаться куда-то за Охту, к даче Долгорукого. Осенью много времени уходило на огород.

Хочу сказать несколько слов об учебе в этой школе. Общий стиль преподавания и здесь был гораздо выше современного. Прекрасные учителя. Особенно запомнился физик. Он учил нас самих «открывать законы природы», наблюдая явления в окружающем мире, находить в них закономерность. Вместе с нами он делал несложные приборы, проводил опыты. Все кругом в наших глазах становилось совершенно иным, понятным, интересным. Именно он заставил меня заинтересоваться физикой.

Но, пожалуй, самым значительным из наших увлечений того времени было занятие пиротехникой. Как-то нам в руки попала книжка, чуть ли не 18-го века — руководство по изготовлению фейерверков. Там было подробно описано и как делать ракеты, и как делать цветные огни, вращающиеся «солнца» и т. п. Но, главное, конечно, как делать порох, вернее «пороховую мякоть», которая, сгорая, движет ракету. Мы, по этой книжке, изготовили набор круглых стержней, с помощью которых мотали из оберточной бумаги на клейстере гильзы, обжимая у них концы, чтобы оставить только «выхлопное отверстие». Делали состав из селитры, серы и угля для получения «ракетного топлива», а с добавлением солей стронция, бария и чего-то еще, не помню, получали составы, ослепительно горящие всеми цветами радуги. Делали и фитили для поджигания ракет и станочки для их запуска.