— Она приезжала ко мне в гости, — продолжил Костя. — Я тогда учился в универе и приезжал к родителям на каникулы. Эву, соответственно, позвал в гости. А она зачем-то с собой взяла резиновый член из секс-шопа. Или она тогда же его купила? Ой, Диан, ну что ты ржешь! В нулевые в доме моих родителей, там, где сейчас «Пятерочка», был секс-шоп. Ну и она зачем-то взяла с собой в ванную этот резиновый член. Представляешь себе удивление моей мамы, когда она наутро пошла чистить зубы и увидела, как из раковины на нее смотрит вот это? Она, кстати, мне ничего не сказала. Но уверен, что после этой истории начала недолюбливать Эвелину. А потом мы расстались.

В ответ Диана только всхлипнула. Она уже перестала истерично смеяться, и слава богу. Костя нежно взял ее за руку. Рука была чуть мягкая, чуть влажная и очень теплая. Это было похоже на маленькое чудо.

И это был совершенно безумный день — утром Костя заехал за Женькой, чтобы потом вместе отправиться по местам, отмеченным проклятьем. По плану они должны были сначала заехать на тот самый двенадцатый километр Соловьевского шоссе, где случилась авария, а потом еще и заскочить к Женьке на могилу, как бы странно это ни звучало.

Костя впервые за долгое время побывал на заводе — ему выдали бейджик с надписью «стажер», потом он прошел через турникет, дружелюбно мигнувший зеленым, точно светофор, потом поднялся на третий этаж, где заседал Евгений Николаевич Балакирев, и только потом очутился в уютном директорском кабинете с евроремонтом — Женька там подписывал какие-то документы. Удивительно, но Костя не испытал ни намека на ностальгию, точно и не было этих десяти лет, проведенных в ныне почившем отделе стратегического менеджмента.

Наконец Евгений Николаевич разобрался с документами, что-то мяукнул по интеркому невидимой секретарше (Костя все время удивлялся, зачем в век «скайпа» и безлимитного интернета вообще нужен интерком, но на заводе трепетно чтили традиции), надел элегантное серое пальто и только после этих важных приготовлений собрался выходить. Уже на улице Костя задал вопрос, который мучил его с утра:

— Жень, а ты не боишься со мной на машине ехать?

— А что ты мне сделаешь-то? — резонно переспросил Женя. — Второй раз убьешь?

— А вдруг? — меланхолично произнес Костя, распахивая перед Женькой пассажирскую дверь.

Тот вспорхнул на сиденье с неожиданной для его комплекции грацией. Все-таки в Женьке начала проявляться эта его начальственность.

— Вдруг я серийный убийца? — предположил Костя, уже поворачивая ключ зажигания. — Многосерийный.

— Ну и хрен с ним, — добродушно отозвался Женька, утопая в удобном пассажирском сиденье.

По скользкому после вчерашнего дождя шоссе доехали до треклятого места, вышли — Костя обнаружил, что на обочине установлен деревянный крест с венком, а Женька равнодушно пожал плечами и объяснил, что его, как жертву автомобильной аварии, крайне раздражают подобные вещи; постояли немного на обочине, причем шоссе было пустым, как и в день аварии, потом снова сели в машину, чтобы поставить еще одну точку в этом скорбном мероприятии, и уже через полчаса были на третьем кладбище. Небо было темным и тяжелым, а воздух — плотным и наэлектризованным, как перед грозой, как будто и не октябрь месяц стоял на дворе, а, например, какой-нибудь август.

Костя остановил машину возле кладбищенских ворот и, пока парковался, вспомнил забавную историю, связанную с третьим кладбищем. Его открыли в начале девяностых, ранее же на этом месте была лыжная база, где спортивные воскресенцы могли отдохнуть в свое удовольствие, наслаждаясь морозцем и пушистым снегом. Ворота лыжной базы украшала веселая надпись «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ», которую не убрали и после того, как на месте лыжной базы обосновалась юдоль скорби, и не убрали бы еще долго, если бы в 1994 году на это несоответствие не обратил внимание журналист газеты «Воскресенский рабочий».

На пятачке перед главным входом вовсю шла бойкая торговля искусственными цветами и венками. Костя подошел к одной из продавщиц, моложавой пенсионерке с волосами агрессивно-фиолетового цвета. Какое-то непозволительное буйство красок, будто и не кладбище тут, а ярмарка в праздничный день, ну право слово. Скорбь должна быть серой или черной, а вовсе не цвета аметиста.

— Купи мне цветочки, — попросил Женька, неожиданно возникший за спиной — Костя вообще рассчитывал, что он посидит в машине и на могилу не пойдет.

— Искусственные? — возмутился Костя, чье чувство прекрасного было немного оскорблено — он не переваривал всей этой кладбищенской пошлятины. — Давай я тебе живые куплю!

— Живые? Григорьев, у нас что, свидание? Нет, я хочу эти! Искусственные, как положено, — закапризничал солидный Евгений Николаевич, указывая на ведро кислотно-желтых пластмассовых хризантем. — Ну купи! Кость, ну купи!

Пенсионерка с фиолетовыми волосами как-то очень неодобрительно посмотрела на своих потенциальных покупателей — в глазах ее в равных долях читались недоумение и любопытство.