Теперь она видела свою миссию в том, чтобы стать надежной опорой его таланту. Стать одной из тех тысяч женщин, стоящих за спинами Великих мужчин. Холить и лелеять его эго, защищать от этого жестокого мира, в общем: утирать сопли. Или покупать конфеты. Ее собственное эго не слишком страдало от выбранной роли, Агния вполне могла довольствоваться вторым планом и посвящением в начале или конце десятка бестселлеров. Но ее беспокоила навязчивая мысль, что она сделала ставку на хромую лошадь. Книги Власа проваливались одна за другой.

Сейчас, оглядываясь назад, она понимает, что первым звоночком был его отказ дать прочитать ей его первую книгу до самой публикации. С их первого свидания он вещал ей о том, как его детище перевернет литературный мир, что она сидит рядом с новым Пушкиным и русская литература разделиться на до и после его книг. Да, не будь она очарована его острыми скулами, зелеными глазами и подкаченным, но по-юношески хрупким, телом, она бы ушла из того кафе не дав ему договорить и первого предложения. Но как и все влюбленные она отказалась от рацио и вбежала в свою новую реальность, где они подобно Фицджеральду и Зельде, Маяковскому и Лиличке Брик, Петровской и Брюсову ломают правила игры и вписывают свои имена историю. Во что только не поверишь, когда тебе только-только исполнилось двадцать лет.

Единственным доступным ей источником информации о его творчестве была стопка толстых тетрадей, которые она случайно обнаружила в его квартире в самом начале их отношений. Тогда Влас попал в больницу и на Агнию легла задача поливать чахлый цветок, доставшийся ему от прошлых жильцов. Поняв, что именно содержится в первой тетради Агния испытала жуткий стыд и тут же отбросила ее. Это было даже хуже чем читать чей-то личный дневник. Но шкодливый, внутренний ребенок взял в ней вверх и с того дня, полив растение, она усаживалась на диван и подпрыгивая от возбуждения погружалась в чтение запретных, усыпанных кляксами, рукописей. Неразборчивым почерком подростка-дислексика в них были нацарапаны фэнтезийные рассказы о войнах между эльфами, о монстрах скрывающихся среди людей, о отважных героях побеждающих злых волшебников и преодолевающих внутренние конфликты. Ничего гениального в них не было. Но Агния увидела в этих обрывочных детских каракулях зачатки интересных историй, которые, спустя годы, их набравшийся опыта создатель подарит публике уже очень скоро. Как же она ошибалась.

Книга вышла в первый год их супружества, только позже Агния узнала, что почти весь тираж Влас оплатил самостоятельно, теми деньгами, что на свадьбу им подарили ее родственники. Ее начало мутить еще на десятой странице, земля ушла из под ног, и ее затрясло от холода, несмотря на летнюю жару за окном. Ни о каком прорыве в литературе и речи не было. Не было даже намека на те банальные, но искренние сказки из его школьных записей. Это был пафосный, истеричный опус обиженного на весь белый свет юнца, возомнившем о себе черт знает что. Как ни старалась, Агния не могла найти в книжке ничего за что могли бы зацепиться ее надежды. А их было так много. Детище Власа не могло похвастаться ни интересным сюжетом, его вообще было сложно найти в книге, ни красивым языком, напыщенные, тяжеловесные предложения лопались от витиеватых прилагательных, напоминания сочинения старых дев, ни оригинальностью, подобную псевдофилософскую кашу можно было найти на любом сайте, где собирались графоманы.

Но ничего из этого Агния не сказала Власу. Наоборот, она бурно нахваливала книгу и предвещала ей великое будущее: “уже завтра все газеты будут только о ней и писать.” Она сама не могла объяснить почему соврала, умом она понимала, что правда хоть и раздавит Власа, но поможет ему стать лучше, но смотря в его горящие радостью глаза она не могла ранить этого маленького мальчика, чья мечта всей жизни только что исполнилась. Только не она.

Вместо нее с этим отлично справились другие.

Несколько маленьких литературных интернет-журналов действительно обратили на книгу внимание. И разнесли ее в клочья. Критики явно испытывали удовольствие раскатывая труд молодого автора, некоторые из них были настолько жестоки, что Агния подозревала, что они отыгрываются на самих себе из прошлого. Или мстят решившему попробовать бездарю за собственные сожженные рукописи.

Тогда-то Влас и изменился. “Показал свое истинное лицо.” вклинился в поток ее размышлений ядовитый внутренний голос. Она с трудом могла узнать в нем того веселого мальчишку, ради которого она забыла всех своих подружек, мальчишку который таскал ее по концертам, знал все музыкальные группы на свете и постоянно сыпал причудливыми названиями жанров, которые не говорили ей ровном счетом ничего. Эта озлобленная, холодная оболочка никак не могла быть тем же человеком, который во время прогулок по ночному городу запрыгивал на парапеты мостов и декламировал стихи, не обращая внимания на удивленные взгляды редких прохожих. И уж точно не с этим мрачным истериком она проводила ночи в огромном, круглосуточном книжном магазине в самом центре города, представляя его имя на плакатах и пестрых обложках. Придумывая названия его будущим шедеврам.

Влас бесконечно перечитывал издевательские отзывы, пытаясь найти в них хоть что-то во что можно при ответе ткнуть автора носом. Или с чем можно пойти в суд. О да, туда он собирался неоднократно. Стоило Агнии попытаться обуздать его негодование и предложить забыть и двигаться дальше, не обращать внимание на лающих собак, он срывался и на нее, обвиняя в предательстве и коря за скудоумность. Правильно: критики были далеко и игнорировали его сообщения, а она была прямо тут, на кухне, готовила ему обед.

– О чем ты думаешь? – голос Власа вырвал Агнию из размышлений о прошлом.

Она довольно улыбнулась и потянулась, уперевшись руками в потолок машины:

– Да так, ни о чем, – прильнув к мужу ответила Агния, – просто воображаю наши долгие прогулки по этому чудесному лесу.

Влас широко улыбнулся и поцеловал ее в макушку:

– О да, это будут абсолютно незабываемые прогулки, я буду рассказывать о них внукам.

Агния еще крепче прижалась к нему. Сквозь закрытые веки она заметила странную перемену в свете, будто крупная тень легла на ее лицо, открыв глаза она откинулась на спинку своего сидения и в ужасе закричала: