Однако королева не хотела прерывать охоту. Дав немного отдохнуть лошадям и собакам, она снова затрубила в свой рожок. Собаки пустились по следу волков, а охотники стали объезжать лес, чтобы перерезать им дорогу. Утомлённые лошади шли шагом, а лес тянулся без конца. Вдруг перед ними открылась просека, пересекающая, казалось, лес с запада на восток. Королева направилась туда и сделала своим спутникам знак следовать за ней. Издали доносился лай собак. Но просека неожиданно кончилась, дальше шла густая чаща, и лошадям пришлось повернуть обратно. Снова поехала вдоль опушки леса, лошади уже еле передвигали ноги. Лай собак доносился то с одной, то с другой стороны, то ближе, то дальше. Небо начало принимать красноватый оттенок, верхушки деревьев осветились последними лучами заходящего солнца. Подул ветер, со свистом несясь над равниной. Королева плотнее закуталась в меха и, остановив лошадь, пожелала повернуть домой. Цетрик посмотрел на небо и заявил, что охота завлекла их слишком далеко и им не добраться до Офена до наступления ночи. Ветер всё крепчал, и крупными хлопьями повалил снег. Возвращаться по равнине было рискованно, тем более что ни охотников, ни псарей нигде не было видно, лай гончих замолк.

Было решено ехать вперёд и искать ночлега.

Людовик и Мария поехали шагом, а Цетрик, пришпорив лошадь, помчался вперёд на разведку. Вскоре он увидел в стороне высокую тёмную крышу какого-то здания и направился прямо к нему. Наступили сумерки; снег шёл всё сильнее. Вдруг перед Цетриком выступила из темноты какая-то фигура, шталмейстер пришпорил лошадь и окликнул её; фигура остановилась, и Цетрик, к своему великому изумлению, увидел перед собой высокую, стройную женщину. Она схватила его лошадь за поводья и крикнула:

— Кто вы? Что вам здесь надо?

При этом в руке незнакомки блеснуло оружие.

— Я — Цетрик, шталмейстер короля, — ответил он, — и ищу ночлега для короля и королевы, которые заблудились на охоте.

— А я — Эрзабет, дочь Петра Перена; недалеко отсюда его дом. Вернитесь и проводите их величества, а я поспешу домой предупредить об их приезде.

Молодая девушка отпустила поводья и, ещё раз внимательно взглянув на Цетрика, исчезла в темноте. Цетрик поспешил вернуться к королю и доложить обо всём. Все трое помчались к дому Перена.

Хозяин встретил их у ворот, приветствовал и ввёл в свой дом.

Это было обширное каменное строение, с защитными башнями по углам, окружённое валом и глубоким рвом. Ворота за высокими гостями тотчас же были заперты.

У дверей дома их встретила хозяйка и по широкой каменной лестнице ввела в первый этаж. В большом зале, украшенном гербами, щитами, оружием и знамёнами, топился камин. Пётр Перен подвинул королеве и королю два громадных дубовых кресла.

Королева сняла шапку и удобно поместилась в кресле, а король стал быстро ходить взад и вперёд по комнате, чтобы согреть свои иззябшие ноги, и пожелал познакомиться со всей семьёй Перена. Хозяйка вышла и вернулась с двумя сыновьями и дочерью. Сам хозяин был высокий, сильный человек лет пятидесяти, с правильными чертами лица и выразительными голубыми глазами. От лба до верхней губы тянулся широкий шрам, который он получил, сражаясь с турками. В последнее время он принимал живое участие в политической жизни страны и принадлежал к партии Батория. Ирма, его жена, была очень хорошо сохранившаяся женщина тридцати семи лет; крупные черты её красивого лица выражали энергию и страсть; густые тёмные волосы падали толстыми косами на белоснежную шею и пышную грудь. На ней были тёмно-зелёное платье с венгерским корсажем и небольшой вышитый чепчик. Хозяйка вовсе не старалась скрыть своё недовольство: будучи родственницей Заполии, она ненавидела короля и всех, кто его окружал.

В семье господствовала сильная рознь: старший из сыновей, Матвей, поддерживал, как и мать, Заполию. Ему было всего двадцать лет, но он был силён и мускулист. Густые, тёмные локоны обрамляли его некрасивое, но выразительное лицо. Он с улыбкой подошёл к Марии и чуть поклонился; она подняла свой взор, и Матвей, густо покраснев, опустился на колено. Королева засмеялась.

— Встаньте, Матвей Перен! — сказала она. — Мы уверены в ваших верноподданнических чувствах.

Гавриилу Перену исполнилось восемнадцать лет; он был небольшого роста и нежного сложения с бледным красивым лицом, красивыми чёрными глазами и мягкими, тёмными волосами. Он слушал лекции в Виттенберге, и его голова была полна новых политических и религиозных идей. Он стоял за низшее дворянство и народ.

Только дочь Перена, Эрзабет, не принадлежала ни к какой партии. Ей было лишь шестнадцать лет; она неожиданно подошла к королеве и поцеловала её руку. Мария с удивлением посмотрела на высокую, стройную девушку с тонкими чертами лица, тёмно-синими глазами и густыми светлыми косами, взяла её голову и, поцеловав, спросила:

— Как тебя зовут?

— Эрзабет, — спокойно ответила девушка.

Цетрик не сводил восхищенного взгляда с прелестной Эрзабет.

Та заметила это и повелительно сказала ему:

— Можете идти!

Король, услыхав это, воскликнул:

— Разрешите ему остаться! Он — такой же дворянин, как и мы.

Эрзабет покраснела и замечательно мелодичным голосом проговорила:

— Милости просим, сударь, сядьте пожалуйста.

В это время вошёл дворецкий и доложил, что ужин подан. Хозяин повёл королеву, за ними следовали король с Ирмой, а Цетрик с Эрзабет и сыновья замыкали шествие.

Стол сиял серебром и золотом. Все сели. Мария начала разговаривать с Гавриилом и высказала большую симпатию реформации, причём расспрашивала его о Виттенберге и Лютере. Вдруг она со смехом проговорила:

— Вы, господин Перен, — такой горячий патриот, а сидите дома, в то время как турки разоряют ваши крепости и опустошают ваши границы?

Гавриил смущённо опустил голову, на его глазах заблестели слёзы.

— Я обидела вас? — сказала королева. — Позвольте мне исправить это; дайте мне перо, чернила и лист бумаги.

Гавриил поспешил исполнить приказание королевы. Написав бумагу, она подала её молодому человеку: он назначался капитаном и помощником Томарри. Гавриил поцеловал руку Марии и горячо поблагодарил её. Ирма же сумрачно сдвинула брови.